Поющая в башне
Шрифт:
– Я боялась ехать в гостиницу, - говорила она.
– Там спрашивают паспорт. Откуда мне знать, какие у него связи. А мне не хотелось засветиться. Телефон пришлось выкинуть, его же как-то можно отследить. Больше всего я переживала, что он не выжил или травма оказалась серьезной. Но раз он в норме, мне хотя бы не светит тюрьма. Осталось придумать, как спрятаться. В конце концов, не может же он злиться вечно, рано или поздно забудет меня.
Самсонов сжимал руль, пытаясь побороть приступ ярости. Он готов был разорвать Газиева голыми руками, но сначала - Воропаеву, эту проклятую
– И где ты ночевала?
– В кинотеатре. Был ночной марафон фильмов Ларса фон Триера. Я его люблю, но все равно купила беруши и немного вздремнула. Там удобные мягкие пуфики.
– Как ты нашла меня?
– Гораздо сложнее было отыскать компьютерный клуб. А там просто зашла на сайт радио «Легенда», заметила рекламу этого концерта. Тогда я приехала сюда и ждала неподалеку от Вашей машины. Я же помню, на чем Вы были в тот вечер.
– Сколько ты уже тут?
– Ну, я постаралась приехать пораньше, чтобы точно Вас не пропустить. Часов с восьми, наверное.
– Больше трех часов на морозе? Сумасшедшая.
– Главное, я все-таки Вас нашла. Я хотела попросить работу. Деньги у меня есть пока, но это ненадолго. Может, найдется вакансия на радио? Секретарем, уборщицей, курьером. Я бы изменила внешность. Логично было бы и вовсе уехать из города, но я не представляю, как освоиться в чужом месте. Тут я хотя бы все знаю. Если хотите, могу пока помогать Вам дома. С уборкой, с покупками. С готовкой...
– Не стоит, - Саша покачал головой.
– Сейчас мы просто пойдем ко мне, ты поешь, отдохнешь, выспишься. И не высовывайся. А там разберемся.
– Правда?
– она очень удивилась.
– Мне можно у Вас переночевать?
– Останешься, сколько потребуется. И раз уж мы будем жить под одной крышей, прекращай выкать.
– Спасибо... Саша, - она словно пробовала на языке новое обращение.
– Вот и ладненько. Потерпи, мы почти на месте.
Когда Самсонов закончил парковаться, Варя натянула капюшон чуть ли не на нос и вылезла из машины.
– От кого ты все прячешься?
– Здесь наверняка есть камеры. Мало ли что.
– Так и до паранойи недалеко. Пошли. Только не пугайся: у меня собака. Он шумный, но не кусается.
– Все нормально, я люблю животных.
Он распахнул дверь, и мохнатое торнадо закружилось перед ними.
– Какое чудо! Как тебя зовут? Смотри, он лизнул мне руку! Кажется, я ему нравлюсь. Ну, кто у нас тут такой сладкий мальчик?
– Это Хендрикс.
– А как же ты его ласково называешь? Джимми?
– Так и называю - Хендрикс.
– Хендрикс, дружочек! Ну, здравствуй, здравствуй, - она присела на корточки и, казалось, совершенно забыла о существовании Самсонова.
– Какой славный, какой красивый собакин-бабакин, иди сюда, я почешу тебе бока.
Пса окончательно развезло. Он рухнул на спину, подставив брюхо гостье, и неистово заелозил хвостом по полу.
– Выпендрежник, - Саша закатил глаза, повесил куртку и прошествовал на кухню.
Варя лобызала собаку еще некоторое время, прежде чем вспомнила, что надо разуться и снять пуховик.
– У тебя красиво!
– она оглядела квартиру, отделанную под лофт.
Суровый мужской стиль: кирпичные стены, раритетные пластинки в рамках и пара старых снимков с коллегами по цеху, темно-серый диван с красными и черными подушками, застекленные стеллажи с книгами. Налево была кухня, направо - вероятно, спальня, а целый угол гостиной был отдан под музыкальный кабинет: две гитары, синтезатор, ударная установка, стойка с микрофоном и усилители.
– Бывает, играем с ребятами, - пояснил Самсонов, проследив за ее взглядом.
– А иногда сам балуюсь. Сделал звукоизоляцию.
– Здорово!
– восхищенно выдохнула Варя.
– У меня дома только обычное фортепиано и все. И дизайн мама делала - все в итальянском стиле. Знаешь, пятьдесят оттенков бежевого. А у тебя так классно все! Боже, это автограф Дэвида Гилмора?!
– Ты его знаешь?
– удивился Саша.
До этих пор ни одна девушка, посетившая его логово, не обратила внимания на главный трофей его коллекции.
– Кто же не знает Pink Floyd?!
– она посмотрела на него, как на умалишенного.
– И следующее поколение - Курт Кобейн... Боже, как я тебе завидую! Ты подпольный миллионер?
Самсонов действительно выложил нехилую сумму за черновик, написанный рукой легендарного музыканта. Но впервые кто-то смотрел на этот листок в рамке, как на раннего Рафаэля.
– Купил на аукционе тринадцать лет назад.
– Счастливчик, - она легонько прикоснулась к стеклу, охраняющему реликвию, но тут же отдернула руку, словно считая себя недостойной шедевра.
– Ты, наверное, хочешь сходить в ванную, переодеться? А я соображу что-нибудь на скорую руку.
– Можно я приму душ?
– Конечно. Сейчас принесу полотенце.
– Извини, я тебя замучила. Уже поздно, а тебе еще завтра на работу.
– Перестань, я раньше полуночи редко ложусь.
Хендрикс всюду следовал за ней. Проигнорировал даже звук корма, засыпаемого в миску, с любопытством обнюхивая содержимое Вариной сумки. Та радостно ворковала с ним, а в ответ собака подобострастно виляла хвостом и прижимала уши, придавая наглой морде особенно умильное выражение. Самсонову надоело смотреть, как его практически боевой товарищ превращается в комнатную болонку, и слушать это ее слащавое «Хеничка», «Хенюшечка» и, наконец, «Нюсик». Поэтому, как только гостья удалилась в ванную, он оставил ей на кухонном столе подогретый сэндвич с куриной грудкой и соусом из голубого сыра и забрал предательскую псину на прогулку.
Вернувшись, он застал ее в пижаме за поеданием своего кулинарного шедевра.
– Это потрясающе, - с набитым ртом проговорила она.
– Страшно вкусно.
Ее волосы были закручены в полотенце, щеки раскраснелись после водных процедур.
– Я постелю тебе в своей комнате, - сказал он, стараясь не замечать отсутствие белья под ее футболкой.
– А сам лягу на диване.
– Ни в коем случае!
– она подняла руку, чтобы он не перебивал, пока она не прожует.
– На диване лягу я. Я не собираюсь тебя стеснять в твоем же доме.