Позади Москва
Шрифт:
Скуля от страха, она пробежала километр вперед, а потом еще немного. Несколько тягачей успели уйти из головы колонны, расползлись веером. Их сожгли одного за другим еще до того, как она появилась. Навстречу бежали и брели одиночки, некоторые окликали ее, но Вика не собиралась избегать того приказа, который дал ей оставшийся позади офицер. И все пропало зря, потому что никаких зенитчиков не было. По крайней мере среди немногочисленных целых и подбитых, но несгоревших машин, которые она засекла. Неужели это все? Поняв, что впереди больше никого не будет, Вика побежала назад той же самой тяжелой трусцой, звякая и чертыхаясь сквозь собственное тяжелое дыхание. К ее облегчению, выяснилось, что несколько МТ-ЛБ она действительно пропустила, не заметив. Один ее просто восхитил: он двигался на треугольнике свободного пространства, непрерывно разворачиваясь, и поливал небо огнем сразу двух стволов. Автоматчик на броне указывал в небо трассерами, и пулеметчик долбил в ту же сторону скупо, но веско. На Викиных глазах, метрах в пяти от вставшего на секунду как вкопанный тягача легла ракета. Того обсыпало осколками, но это скорее была земляная и гравийная труха, чем железо, и МТ-ЛБ дал полный задний, уже через мгновение вновь выпустив в небо две струи трасс.
Все это она разглядывала на бегу, считая. Группа бойцов на земле, трое лежат неподвижно, а один ползает слепо и бесцельно, как поломанная заводная игрушка. Двое бегущих – тяжело нагруженные, не бросившие оружие. Их вдруг накрывает пришедшей из темноты очередью, и один катится по земле, а второй шарахается и зигзагом ускользает вбок, пока на том же пятачке вразброс рвутся снаряды автоматической пушки.
– Видела?
Она даже не поняла, кто ее спросил, потому что понимала все меньше. Внутри Вики поднимался страх, превозмогающий уже все: и доставшийся в наследство характер, и полученные уроки. Он был почти жидким и заполнил ее уже до половины точно. «Вот дойдет до горла – и хана, захлебнусь», – как-то очень отчетливо подумала она. Вспыхнул еще один тягач, и в этот раз она впервые услышала, что в нем действительно люди. Одна короткая мысль была про «бросить автомат». Вторая – что рядом с пожарами, наверное, сейчас безопаснее, чем вдали от них. Неужели вертолетчики так и стреляют из темного неба: на выбор, ракетами по бронированным машинам и многоствольными пушками по людям? Стреляют так точно и не платя за это почти ничем, пользуясь своей техникой? Неужели так бывает?
Потом она увидела, как кто-то из бойцов помогает раненым покинуть разгорающуюся машину. Потом – как широким веером огня накрывает целую группу бегущих. Команды были ей уже непонятны. «Занять позиции, приготовиться…» – это к чему, к кому? Ни зенитчиков, ни командирской машины с большой антенной она так и не увидела. А потом ее накрыло окончательно.
Четверг, 28 марта
Нельзя уйти от своей судьбы – другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.
До людей они топали почти целый день. Топали сначала по заледеневшей грейдерной дороге, потом по полю в обход ярко горящей деревни без названия, потом снова по гравийке. Через несколько часов гравийка превратилась в бетонку, при этом стыки между плитами были сантиметров в десять шириной и глубиной. Ездить по такой дороге на машине было, наверное, одно удовольствие… Особенно летом, когда ямы не заглаживал слежавшийся снег.
Шли сначала втроем: лейтенант и двое рядовых. Потом вчетвером, с еще одним рядовым. Потом впятером – та же история. Такие же, как они, одиночки, отбившиеся от своих. Один раненый, второй нет. Один с оружием, второй без. Очень хотелось есть. Николай все надеялся нагнать какой-нибудь транспорт. И еще больше он надеялся наткнуться на идущую ему навстречу колонну своих, «наших». В идеале – танковую, но на любую другую он тоже был согласен. Три последних дня в высшей степени прочистили ему мозги в отношении цены брони на поле боя. Теперь он видел, что может даже такая условная бронеединица, как МТ-ЛБ. А будь у них современная техника, желательно потяжелее, – чем бы кончилась позавчерашняя ночь? Над этим Николай думал на ходу, как привык. И, разменивая часы на километры, приходил к одному и тому же выводу: нет, вряд ли. В том, что произошло ночью, толщина брони была одним из самых малозначимых факторов. Число было гораздо более важным, но само число продержалось не очень-то долго. Сколько машин было в их батальонной боевой группе? Сколько в полной бригаде? Одних, других, третьих? Ударные вертолеты эффективно и почти «всухую» перемололи их за восемь с небольшим часов, остановив разгон контрнаступления. Вовсе не пришедшегося в пустоту, добившегося каких-то тактических целей, купившего им время, давшего им надежду… Да на самом-то деле даже и не «остановив». Просто уничтожив их. Оставив от атакующего клина несколько разрозненных сводных взводов, еще долго огрызавшихся огнем от затихающих ударов с воздуха, от подошедшей гусеничной и колесной техники противника.
Что могло противостоять этой эффективности? Он не знал. Зато знал, чем она обеспечена. Тем, что государственные деньги годами и десятилетиями вкачиваются в конструирование и производство. Заводы конвейерно выпускают железо и электронику, сконструированную лучшими инженерными фирмами планеты, всасывающими кадры из огромных, богатейших университетов, куда поступают лучшие. Все в конце концов решается довольно банально – деньгами. И государственной волей. Можно не сомневаться, и в этих университетах, и в этих КБ, и на заводах достаточно своих проблем. Но там наиболее квалифицированные кадры не тратят 90 % своего рабочего времени на написание никому не нужной отчетности: годовой, поквартальной и прочей. А также детальных, многотомных планов работы на 2016–2019 гг. Как это бывает, он знал. Стыдно было сказать отцу, но в значительной степени он не смог стать кандидатом наук именно поэтому. Не смог себя заставить. Ну да, стандартное возражение – это то, что в США кризис и все производство давно выведено в Китай и на Тайвань. Угу. Только почему-то у них ночные вертолеты есть, и много – на бригаду хватило с избытком, а у нас нет таких или почти нет. Как почти не было тогда, в Чечне, так почти нет и сейчас. Да, все знают, какая у нас прекрасная техника: великолепные танки, истребители, зенитки, вертолеты. Где они? Почему их не клепали сотнями штук все эти последние годы, когда даже туповатым непрофессионалам вроде него стало ясно, до чего может дойти? Ну да, были заняты. Деньги на другое шли – и мы все знаем на что. Видели по телевизору каждый день. С утра до вечера.
– Товащь лейтенант…
Николай поднял голову и поглядел на раненого, до этой минуты молчавшего очень долго. Правое предплечье, одиночное сквозное осколочное. Но, мягко говоря, не «чистое». С осколками костей и всем прочим.
– У?
– Что мы будем делать?
Николаю, который «лейтенант Ляхин», захотелось улыбнуться, но он побоялся напугать раненого еще больше. Впрочем, этот не из самых пугливых, раз живой. Самые пугливые не тронулись с места там, позади. Вжались в землю и вздрагивали, когда пушечная очередь из темноты накрывала лежащих рядом. Таких он тоже видел.
– К своим идем, – не выпендриваясь, ответил он вслух. – Вольемся в ряды…
Переводить дух пришлось с полминуты, мешал шаг. Но говорить на ходу Николай умел, сказывался опыт походов.
– Смотри, пусть нас раскатали, да? Но там ты видел, какая мощь была? Я уверен, они все вертолеты на нас бросили. Циклами, по кругу: взлетел, подошел, отстрелялся и назад – пополняться и заправляться. И опять… Ты видел утро?
– Видел…
– Чего им было нас не добить? Нас бы пара рот дожала, правда? Причем в лоб, без изысков. А нет, откатились. Вон, у Кости спроси.
Парень машинально обернулся на совершенно опухшего Костю, потом перевел взгляд на Вику и чуть не споткнулся. Ну да, есть от чего. Николай знал, что у него и самого на лице было кое-что, вызывающее желание споткнуться. Несостоявшийся суицид, он оставляет, наверное, глубокую печать, да.
– Я надеюсь, у нас впереди блокпост. Стоят такие ребята… С малиновыми петлицами. Собирают беглецов вроде нас… И в цепь. А там свои.
Раненый ухмыльнулся, и это Николаю понравилось снова. Дырка в мясе была здоровой, но на его крутость это пока не повлияло. Потому что свежая. Завтра будет хуже.
– Ну да, а то! Я пойду!
Сзади рявкнуло, и они все уже одновременно сбились с шага, а затем остановились и начали смотреть. Туда, где вспухало очередное зарево. Хорошо видимое даже на фоне светлого горизонта.
– У кого часы целы?
Не ответил ни один. Странно, да? Какая мелочь, знать время. Но ни у кого давно не осталось сотовых телефонов или планшеток – нельзя. И у всех почему-то встали часы. «Кварцевые», как бы механические, но с батарейкой, и обычные электронные, эти сдохли еще раньше. И никто не понимал почему: от грязи, сотрясений при беге и стрельбе, действий тайной вражеской электроники? Решили, что это совпадение, но оно всем не понравилось.
– Ну?
Нормальный строевой лейтенант от такой «команды» подавился бы на месте. Но его поняли правильно. Пошли снова. Бетонка постепенно становилась лучше. Более наезженной, судя по пятнам гудрона поверх заплат. Через очередные десятки минут впереди открылись дома.
– Ох, ну ни хрена ж себе, – удивился Костя распухшими губами. Николай сказал примерно то же самое, раненый парень промолчал, а вот Вика высказалась так, что он даже удивился. Это были ворота военного городка, открытые настежь. Сам «городок» выглядел кошмарно и сам по себе. Он был построен наверняка годах так в 70-х, из серого силикатного кирпича, и с тех пор явно не ремонтировался. Дома и домики были в основном перекошенные, с разнокалиберными оконными рамами, а забор треснул и частично уже начал осыпаться. Поверху шел кокон ржавой колючей проволоки, но выглядела она невпечатляюще, потому что капитальный забор заканчивался «на полдороге», переходя в конструкцию из прутьев. Но перед теми же воротами и будочкой КПП стояли большие и красочные стенды с изображением колесных ракетных транспортеров, и все вместе это создавало нехорошее впечатление. А хуже было то, что городок дымился. Уже не горел, но клубы дыма поднимались с той стороны забора сразу в нескольких местах. Не сильно густые, но очевидные.