Пожалуйста, только живи!
Шрифт:
– Тихо, – проговорил он приглушенным ровным голосом, чтобы не напугать пришедшего в себя бойца. – Тихо. Все хорошо. Это Марк. Не шевелись.
– Марк? – простонал Олаф. – Где вас носило все это время? Я тут чуть не сдох…
– Да так, на курорте жопы грели, – отозвался Марат.
И Олаф сипло засмеялся, выдыхая воздух короткими злыми толчками.
Марат распутал еще один клубок проводов, случайно неловко заехав ребром ладони по пересекавшему грудь Олафа лиловому кровоподтеку. Парень глухо застонал сквозь зубы:
– Понежнее со мной, господин майор!
И Марат тут же отозвался
– Доверься мне, детка, тебе понравится.
Оба они затряслись от беззвучного смеха. Этому Марат тоже научился за годы службы – способности шутить в любую минуту, трепать языком, снимая напряжение. Пусть лучше Олаф корчится от смеха, чем от боли и накатывающей паники.
Марат расцепил еще один узел проводов. Последний. Вот так. Все. Точно все? Марат, не доверяя глазам, еще раз слепо обшарил тело Олафа, но больше ничего не нашел. Придвинув к губам рацию, он отдал приказание:
– Клеман, Джонс, сюда!
Голос не дрожал, и руки, несмотря на спавшее напряжение, двигались ловко и четко. Вбежавшие легионеры помогли ему отстегнуть Олафа от цистерны, приняли его на руки и аккуратно потащили к выходу.
– Эй, хорош меня лапать, ребята, – пытался слабым голосом хохмить Олаф. – Я понимаю, что неотразим, но держите себя в руках все-таки.
– Заткнись, идиот, – отозвался Клеман, и по голосу было слышно, что он улыбается.
Теперь оставалось вытащить отсюда взрывчатку. Иначе, даже без Олафа, она поднимет на воздух всю эту хреновину. Осторожно взяв в руки бомбу, Марат двинулся к выходу. Провода шевелились в его пальцах, как живые. Отдав приказание всем отойти в стороны, он вышел и двинулся прочь от топливного хранилища. Главное, отволочь эту хрень подальше от цистерн с топливом, а там уж можно ждать саперов – пусть разбираются с этой фигней.
Внезапно по спине вдоль позвоночника пробежали мурашки. Марат замедлил шаг и, прищурившись, огляделся. Он привык доверять своему чутью – врожденному, звериному. Оно было необъяснимым – не слух, не обоняние, не зрение – что-то иное, острое чувство опасности, круто взбегавшее по спине вдоль позвоночника всякий раз, как Марату что-то грозило. Но что сейчас?
Какие-то строения впереди, вокруг выжженная солнцем пустыня, глухой рокот вертолета вдалеке. Что не так?
Он перевел взгляд на собственные руки, сжимавшие взрывчатку, и горячий воздух застрял в легких. Крошечная красная пульсирующая точка. Инфракрасный прицел. Ну конечно, они не могли не подстраховаться. Там, на крыше одного из этих ангаров – снайпер. Еще секунда – и он нажмет на спуск, пуля влетит прямо в это пульсирующее дерьмо, которое он сжимает в руках. Бомба рванет и…
Марат сорвался с места, бросился вперед, хрипло проорав:
– Все назад! Ложись!
В безумном рывке, стараясь оказаться как можно дальше от своих ребят, он хватал губами рваный раскаленный воздух, чувствовал, как время, замедляясь, сухой пылью оседает на его губах. Казалось, эта секунда, отделявшая его от выстрела, растянулась на несколько часов. Двигаясь тяжело и плавно, словно он сейчас находился в воде, Марат швырнул взрывчатку прочь от себя и нырнул назад, опустив голову и прикрывая ее руками. И, еще не коснувшись твердой земли, услышал, как сзади рвется оболочка и вырастает гигантский, пышущий жаром красно-оранжевый цветок.
Немыслимая сила подбросила его, вздергивая, ломая кости, разрывая внутренности, опаляя. Но боли Марат не почувствовал. Это было как освобождение от пут гравитации, от всех земных законов и условностей. Он летел в плавящемся густом воздухе и в эту секунду был абсолютно свободен. Он все знал и умел, он больше не сомневался и не должен был бороться с собой.
«Маруся… – мелькнуло в голове. – Я обещал Марусе. Теперь я помню. Теперь я могу позволить себе вспомнить. Маруся моя! Быстрые глаза, бесстыдные губы, нежные руки. Теперь все. Все».
6
– Мама, отпусти меня прямо сейчас. Я не могу дышать! – произнес маленький Марат.
Рита с усилием разжала руки и отстранилась от мальчика. Акцент в его голосе и фраза, явно построенная по-английски, неприятно царапнули ее, но она решила не обращать внимания. И так все было слишком сложно. Она не видела сына два года, два бесконечных года. За это время он вытянулся и похудел, темные глаза смотрели вдумчиво и серьезно, волосы лежали пышной шапкой, подчеркивая хрупкость тоненькой детской шеи.
Рита не знала, отчего вдруг так расщедрился ее бывший муж. То ли его действительно заставила насторожиться ее крепнущая известность – в конце концов, шумиха в прессе, если что, была бы ему ни к чему. А узнать, что Рита с адвокатом обсуждала возможность такого плана действий, Борису ничего не стоило. А может быть, за прошедшие годы его ненависть к неверной жене подостыла, и он неожиданно решил проявить милосердие и позволить Рите увидеться с сыном. Так или иначе, Кратов сам позвонил ей и сообщил, когда намеревается привезти Марата в Москву, – он сам, кажется, был заинтересован в их встрече. Как это понимать, Рита еще до конца не уяснила. Впрочем, на мотивы Кратова ей, если честно, было плевать, главное – она увидит Марата!
Теперь же оказалось, она совсем не была готова к тому, как сильно изменился ее мальчик. Прижимала его к груди и вдыхала незнакомый запах – чужого дома, новой одежды, аэропорта. Он не имел ничего общего с тем запахом – запахом ванильного печенья и теплого молока, – которым пахла когда-то макушка ее сына. Марат явно дичился ее, не знал, как себя вести. Хмурил темные брови, прикусывал нижнюю губу, сутулил хрупкие плечи. Терпеливо сносил объятия и поцелуи, почти не отвечая и явно ожидая, когда можно уже будет высвободиться. Он был вежливым воспитанным мальчиком, он не хотел обижать мать, которая так очевидно рада была его видеть, но он отвык, – с беспощадной ясностью осознала Рита.
Когда-то между ними не было ничего неловкого и натянутого. Он несся к ней сломя голову, бодал макушкой в живот, карабкался на нее, как на дерево. Они могли часами бороться на ковре, хохотать, щекотать друг друга, нести чепуху. Теперь, в этом чужом помпезном гостиничном номере, все было иначе.
– Может быть, мы поедем куда-нибудь? – осторожно спросил Марат, напряженно глядя на мать. – Папа говорил, тут в Москве есть аттракционы.
– Конечно, есть, – кивнула Рита. – Поедем. Если хочешь.