Пожарский 2
Шрифт:
Что такое «разумное» для трёх архимагов и магистра, не уточнялось.
Магистром, если кто сомневается, был я. Меня уже четыре года сопровождал Кузя, и за эти четыре года мы с ним совместными усилиями уже почти добили повторное восхождение к статусу архимага. При этом я очень плотно занимался разработкой того, что (как я думал) должно было стать новой школой магии. И, собственно, стало — для меня одного. Но усилий в эту работу было вкачано столько, что я реально уже подзаколебался и к предложению отдохнуть отнёсся с большим энтузиазмом.
Змей, как обычно, был рад любой заварухе. И он же от большого сердца Ярену
Не могу сказать, что я пришёл от этой новости в особенный восторг. Отношения наши после моего падения практически сошли на нет, хотя иногда Ярена ностальгически набивалась ко мне переночевать. «Друзья с постелью», так она это называла. Всё время рассказывала, какие толпы молодых и перспективных поклонников за ней ходят. Я никак не мог понять — то ли она во мне ревность возбудить хочет, то ли, фигурально выражаясь, затеяла разжечь огонь угасшей страсти. Слушать про воздыхателей мне быстро надоело, и как-то так я начал всё больше от заманчивых Ярениных предложений отказываться. Но раз уж Змей её пригласил, я выступать не стал. Ну, хочет лететь — пусть летит.
Короче, долго сказка сказывалась, да недолго дело делалось. Змей умыкнул академический ковёр-самолет, оставив вместо него качественную такую иллюзию. Её можно было потрогать, пыль выхлопать, только полететь никак… Змей уверил, что комар носа не подточит, тем более, что ковёр всё равно не должны были использовать до масленицы. А к ней мы его вернём. Ну, по крайней мере, таковы были планы.
Остановиться решили на Макарии [7] , уж очень название забавное, хотя Кощей и занудствовал, мол, это «Блаженная Страна» в переводе. Городок, в котором закупались продуктами, назывался Митилена и, если совсем честно, представлял собой просто сборище каменных лачуг. Зато бухта Ерас оказалась выше всяческих похвал. Множество живописных мелких островков, от просто кусков скал над морем, до вполне приличных кусков суши с рощицами олив.
7
Макария — старинное название острова Лесбос.
В первый же день Кош осчастливил нас драматической историей известной местной поэтессы, которая сперва рассталась с любовником, потом вышла замуж, но вскоре потеряла от болезни мужа и дитя, потом решила искать утешение в преподавании, но слегка подвинулась рассудком и начала приставать к своим же ученицам, и, наконец, к сорока годам вдруг вспомнила, что женщине свойственно любить мужчину и обратила свой взор на живущего поблизости рыбака. Рыбак не особо отвечал ей взаимностью и вообще, говорят, любил только рыбалку и море. Но поэтическая дама всё равно каждый день приходила на берег, наблюдала за тем, как рыбак готовится выйти в море и сидела на берегу до тех пор, пока он не возвращался обратно.
— И вот, в один трагический день, — вещал Кош весьма патетическим тоном, — бедный рыбак не вернулся. Чувствительная поэтическая натура не выдержала утраты, и женщина бросилась со скалы в море, прямо в пенные волны.
— А пиво здесь подают? — спросил Змей, должно быть, вычленив для себя в рассказе главное слово — «пенные».
— Тварь ты бесчувственная! — осудил его Кош. — Я тут распинаюсь, историю пересказываю…
— … душещипательную, — с некоторым подвыванием подсказал я.
— И ты туда же со своим сарказмом! А рыбак, между прочим, погиб!
— Да он просто задолбался, что за ним ходит какая-то левая полусумасшедшая баба! — бессердечно изложил своё видение событий я. — И в один прекрасный день плюнул на всё и уплыл.
— Куда? — растерялся Змей.
— Да куда глаза глядят, лишь бы она перестала за ним таскаться!
Тут почему-то обиделась Ярена, сказала, что я чурбан бесчувственный и вообще дурак! И ушла по берегу ходить.
— Я не понял, — почесал в затылке Змей, — ты что — этого добивался?
— Я не признаюсь! — я завалился на песок, подставляя солнцу бледное от сидения в подземелье пузо. — И вообще, мелодрамами меня больше не донимать!
Кош тоже немного подулся, но в итоге все успокоились и принялись заниматься тем, что обычно делают в отпуске на море: загорали, купались, жрали всяких морских гадов, кои водились в мелкой, тёплой и солёной воде в изобилии.
И всё бы ничего, но вскоре Змей, отправившийся в очередной залёт до Митилены за медом и сыром, вернулся не один.
— Нет, ты посмотри! — восхитился Кош. — Талантище! Куда угодно его пошли, хоть на северный полюс — вернётся с девицей!
Девушка, соскочившая со Змеева загривка, была чрезвычайно красива той экзотической красотой, которая так привлекала Змея и так же в те годы отталкивала меня. Горбоносый профиль, жгуче-чёрные волосы, заплетённые в мелкие косички, чёрные глаза и смуглая кожа.
Кош разглядывал приблуду с выражением научно-исследовательского любопытства, а Ярена, видно было, сразу возревновала. И с чего бы, спрашивается? Время, когда Змей к ней пытался клинья подбивать, давным-давно прошло. «Сам не ам и другому не дам?»
Черноглазая пыталась установить с нами контакт и бойко лопотала на своём, но толку получалось мало (и как только Змей с ней сговорился?), пока Кош барским жестом не коснулся её головы, и она словно споткнулась.
— Так лучше? — Кощей внимательно посмотрел на неё. — Головка не кружится?
— Ой, я вас понимаю, — на чистом русском выдала незнакомка. — А как это? А я свой родной забыла? ? ????? ??? (и мипос охи*), ой нет, не забыла! А вы кто — боги? Титаны? Духи?
*Или всё-таки нет? (греч.)
— Вот ты тараторка, — лениво протянула Ярена, сразу принявшаяся изображать небожительницу — возлегла на ковре-самолете у импровизированного очага и начала красиво отщипывать виноградинки от огромной грозди. — Сначала сама представься.
— Я-то? А-а, меня зовут Ехидна. Меня все тут знают. Я уже и не представляюсь.
— Змей, а ты в курсе, что наша гостья — магиня? — неожиданно влез Кощей.
— Нет, — горец немного подозрительно осмотрел Ехидну, — ничего не вижу. А как ты определил?
— Тень. Посмотри на её тень.
Мы дружно уставились на тень гостьи, пляшущую по камню в неверном свете костра. Только ног у тени Ехидны не было — лишь свёрнутый змеиный хвост.
— О как! — я применил видение и невольно отшатнулся. Там, где глаза говорили мне о приятном девичьем теле, взор показывал змею с женским торсом. Нет, правда, всё, что было женского, у змеиной Ехидны соответствовало тому, что я видел глазами. — Она не маг, Кош. Тут нечто иное. Кто же ты, Ехидна?