Пожарский 3
Шрифт:
— Вставай, вставай, — заторопила её Лиза, ухватив её под мышку и подтягивая вверх.
— Что такое?..
— В опочивальню вас провожать будут.
Марина подобралась и постаралась сосредоточиться. Что ж, пора положить конец этому фарсу. Недолго осталось.
Царевич… нет, теперь уже царь и муж, подал ей руку, так же как у неё укрытую тяжёлым мехом шубы, и двинулся к саням широкими размеренными шагами. Марина семенила следом, путаясь в подоле сарафана.
— Да не беги бы так!
Дмитрий Фёдорович покосился на неё и слегка умерил шаг.
Они уселись
— Дикари!
Дмитрий сидел прямо и ничего на это не ответил.
На этот раз из привезли не в избу, а в нечто похожее на деревянный дворец, с высоким крыльцом. Однако и этот дворец был отделан чрезвычайно просто, отсутствовали даже повсеместно распространённые в Московии резные украшения вокруг окон и дверей. Зато кто-то, сильно чтущий традиции предков, разрисовал все простые гладкие косяки узорами-рунами, да ещё расшитых полотенец навесил. Дремучесть какая!
Тут на крыльце снова начались какие-то непонятные Марине действия — всё традиционного характера. Но её волновало не это. Молодая царица украдкой высматривала вчерашнюю альвийскую ведьму, но пока не замечала ни её саму, ни следов её присутствия.
Очень странно.
Со всех сторон в очередной раз завопили, и земля вдруг ушла у Марины из-под ног, мелькнуло небо, избы… Это царь Дмитрий, с неожиданной для его худощавого телосложения силой, подхватил её на руки и понёс вверх по крыльцу, через порог, и там уж поставил на пол. Вокруг захлопотали женщины, помогая снять шубу, шапку и (наконец!) ненавистное тяжеленное покрывало, издевательски именуемое здесь фатой.
Все ещё раз что-то выкрикнули — Марина не слушала — поклонились и вышли, плотно притворив за собой двери. В доме стало совершенно тихо.
Тут никого нет! — поняла Марина. Это, видимо, тоже традиция?
Дмитрий стоял посреди комнаты и смотрел на неё странным взглядом. Словно сквозь.
— Пойдём, — сказал он немного глуховатым голосом. — Нам надо возлечь.
Надо ж ты! «Возлечь!» Превыспренне-то как, будто старинных рыцарских романов начитался!
Дмитрий тем временем сделал шаг к лестнице, ведущей в верхний этаж и протянул Марине ладонь:
— Дай руку мне, супруга!
Ну, натурально, романтический дурак, повёрнутый на старине!
Марина поморщилась и протянула руку, но муж отшатнулся и указал на длинный, свисающий до пола рукав традиционной Салтыковской рубахи:
— Так нельзя. Убери это.
От этого заявления новобрачная остолбенела. Это что — серьёзно? Этот русский ждёт, что она, дочь польского магната, начнёт снимать одежду прямо здесь, в какой-то проходной комнате?! Марина гневно сплела на груди руки:
— Я не буду тут раздеваться!
Дмитрий молчал, словно глубоко обдумывая её заявление. Потом выдал:
— Вытащи руку из рукава.
Что ж, это… было бы приемлемо, если бы ниже кисти рукав не сужался настолько, что невозможно было протолкнуть ладонь. Зато оказалось, что золотая тесьма с круглыми прорезными шариками — не просто украшение, а застёжка, придуманная, вероятно, специально для подобных случаев. Марина принялась расстёгивать непривычно-круглые пуговицы, что в условиях, когда обе руки у вас замотаны в тряпку, оказалось делом не настолько простым, как могло представиться вначале. Муж ждал, не изъявляя ни малейшего желания помочь, но и не выказывая ни капли нетерпения. Его даже не смущало, что под конец Марина не просто шипела, а ругалась сквозь зубы такими словами, которые польской благородной даме знать не очень полагалось.
— Всё! — аж волосы увлажнились, вот это упражнение!
Она была раздражена и сердита, но настроена достаточно воинственно, чтобы реализовать свой коварный замысел прямо сейчас. Остановить кровь. Пусть в том месте, где пальцы касаются пальцев — ничего хорошего человеку от подобной манипуляции не должно светить. Запнётся — а там уж можно и за шею прихватить…
Марина высвободила кисть из тесного рукава и хотела чинно опустить на подставленную ладонь мужа, но тот цепко ухватил её за кончики пальцев и с какой-то звериной мощью потянул молодую жену вверх по лестнице, не оставляя возможности сопротивляться.
В горле у Марины застрял крик. И дело было вовсе не в нетерпении молодого самца. Кровь в теле царя Дмитрия Фёдоровича давно бежала, лишь подчиняясь чужой настойчивой воле.
Кадавр втолкнул новобрачную в комнату, полячка наступила на край подола и полетела вперёд, воткнувшись лицом в кровать. Сзади с глухим стуком закрылась тяжёлая дверь. Здесь было сумрачно и почти совсем темно, только сквозь небольшие окна проникало немного лунного света.
— Я должен возлечь с тобой, — совершенно равнодушно сказал муж-мертвец.
Марине словно льда за шиворот насыпали. Она развернулась лицом к опасности и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, начала отползать в угол.
Кадавр шагнул ближе, и она отчаянно замахала руками, закричав тонким срывающимся голосом:
— Не подходи-и-и!!!
Длинный узорчатый рукав хлестнул страшного мужа по запястью, заставив зашипеть. Царь Дмитрий остановился и внимательно осмотрел руку в свете лунного луча. Кажется, кожа в месте прикосновения побелела.
— Я должен возлечь с тобой. Если ты будешь сопротивляться, я оторву тебе голову.
Зубы у Марины застучали. Мысли лихорадочно скакали в поисках спасения. Судя по всему, в планах альвийской ведьмы это было самое тонкое место. Традиции. В первую ночь в усадьбе не должно быть никого, кроме мужа и жены, на это и Лиза намекала. И ведьма не пришла. Более того, что-то сдерживало её. Неужели эти руны и вышитые полотенца?! Из-за этого её связь с кадавром ослабела? Ведь на свадебном пиру он выглядел совершенно живым, разговаривал немногословно, но нормально, смеялся даже!
— Хор… — отчётливое костяное «чак-чак-чак», — Хор-р-р-рош-шо-о-о… в-в-в-м-м-м… — она изо всех сил влепила себе затрещину. Успокоиться! — Хорошо! Да! Раздевайся!