Пожизненный найм
Шрифт:
– Коша! – позвал он, входя в кабинет жены. – «Мираксу» мы отказывать не будем.
– Гарик, ты ума сошел! Как мы успеем?!
– Ещё как успеем! Мы не будем работать в «Танит».
– Что за идеи, не понимаю? Почему?
– Потому.
ГЛАВА 4
Прошла неделя и Лия начала скучать по Андрею. В детстве она очень любила вместе с мамой смотреть сентиментальные фильмы про любовь. Там разлученные влюбленные не ели, не пили, не спали, бесцельно бродили по городу и часами пялились в окна. Лия ещё тогда не могла понять – откуда они брали столько времени на страдания? А став немного старше, Лия окончательно убедилась, что все плаксивые фильмы, сделанные из старой, приторно пахнущей губной помады и сладкого клубничного сиропа, равно как и книги, написанные на узорной надушенной бумаге, все они рассказывают о любви форменных бездельников. И если в восемнадцатом веке, когда аристократки и впрямь лезли
В общем, Лия разработала свою собственную программу любовных страданий. Как только она почувствовала, что начинает скучать по Андрею, она отказалась ехать в гости к подруге, поставила грустную музыку и когда в комнату зашли сумерки и принялись расхаживать по углам, она не стала включать света. Серые вечерние тени расселись у стен, а Лия забралась на качели. Она толкала носками потемневшую воду, и, пока можно было разглядеть, следила, как испуганно танцует на дне черный укроп. Потом в соседнем доме одно за другим стали лопаться окна, и их желтый свет выливался прямо в Лиино море и дрожал на поверхности. Лия размешивала свет и воду пальцами ног и дружески улыбалась тоскливым серым теням, сгорбившимся под подоконником. Это был удивительный вечер! Выглянула луна и Лия помахала ей рукой, как старой подружке. Она уже мысленно скользила над ночным городом, схватившись за лунные лучи как за длинные лианы. Она раскачивалась над крышами и парками и её ночные гости – грустные тени, испуганно жмурились, опасаясь, что она сорвется. Но она держалась крепко и прекрасно справлялась с управлением, да-да-да. К тому же Лия была уверена, что, даже разжав пальцы, она не упадет, а легко и плавно, как газовый платок, соскользнувший с плеч путешественницы на воздушном шаре, вальсируя в воздухе, опустится на влажную траву.
Когда окончательно стемнело, и летать над городом Лие наскучило, она достала из шкафа коробку со светящимися шариками – домашними светлячками, как она их называла – и стала по одному аккуратно опускать их в аквариум. Шарики медленно опускались на дно и оттуда загадочно мерцали, заставляя множество мелких отсветов метаться по потолку.
Потом она сделала себе розовую ванну с лепестками, запустила в неё несколько светлячков и долго лежала в душистом полумраке. Ей захотелось сходить в какой-нибудь старый кинотеатр, и она позвонила подруге. Подруга, конечно, согласилась – она была уверена, что Лия страдает и поэтому необходимо ей во всем поддакивать. Лия специально выбрала старый сентиментальный фильм, купила мороженое. А когда она уже с влажными глазами выходила из зала, и подруга кидала на неё встревоженные взгляды, ей подумалось, что это был один из самых лучших вечеров за несколько последних месяцев. Лия улыбнулась этой мысли про себя и ничего не сказала подруге.
А утром Лие позвонил Андрей.
Конечно, она много раз обдумывала, что скажет ему, когда он позвонит. Варианты, приходящие в голову в первую очередь, отметались сразу, поскольку звучали как жалобы истерички, но чем дальше, тем более бесстрастные и ледяные речи прокручивала Лия у себя в уме.
Голос и тон Андрея в трубке были настолько неожиданными, что намеченные ответные речи никак к ним не подходили. Всегда отстраненный, волевой, держащий себя в руках, он говорил взволнованным, почти дрожащим голосом.
Он сказал, что на протяжении этой недели много думал о Лие. Что он всё испортил. Что он был неправ, и хочет извиниться. Что, наконец, то необъяснимое раздражение, которое охватило его, когда он попал в Лиину квартиру, было ревностью. Ревностью к вещам. Да, это странно звучит. Но ему показалось, что это не ему показывают квартиру, а его показывают ей. Что его приход – это просто повод для очередной экскурсии, проводить которые так приятно. А сам по себе он не очень-то и нужен, не очень-то и важен. И его ущемленное чувство собственной важности стало взбунтовалось и вышло из-под контроля. Конечно, когда он успокоился, он понял, что причин для ревности не было, что всё это ему только показалось, понял, какой он кретин… И что если бы она позволила ему исправить ошибку… Если бы она только позволила… И Лия, конечно, позволила, как не позволить?
***
Побывала моя мать и в рядах праноедов. Я не знаю, откуда взялось это странное поветрие, какими бореями или муссонами его надуло. Праноеды были уверены, что человеку, для того чтобы жить, совершенно не обязательно поглощать белки, жиры и прочую грубую материю. Конечно, для того чтобы перейти на пережевывание тонких энергий, человек должен быть духовно развит. Жизнь такого субъекта в разы упрощалась: ему не нужно было знать, где в его городе расположены супермаркеты, лавочки со свежей выпечкой, кафе, рестораны и фастфуды. Единственное, что ему было нужно – это доза мифической праны, невидимой жизненной энергии. А прелесть этой праны в том, что она, по легенде, есть повсюду, в том числе растворена в воздухе и солнечном свете. То есть она бесплатна и общедоступна. Думаю, когда праноеды договаривались поесть вместе, они собирались, садились на солнышке или просто вокруг пустого стола, улыбались друг другу и иногда перекидывались фразами вроде: «Как прана-то сегодня хороша», «Ох, а у меня такой аппетит разгорелся», «А знаете, мне один знакомый говорил, что надо в места силы ездить подзаряжаться. Там, вроде как, прана понаваристее – концентрация больше».
Разумеется, такие светские застольные беседы были возможны только между начинающими адептами. Потому что более продвинутые заметно худели, становились все квелее, так что сил на поддержание веселой и непринужденной беседы у них уже попросту не оставалось. Некоторые, особо упорные праноеды, вопреки настойчивым мольбам их несчастных измученных тел, не обращая внимания на сотни сигналов бедствия и просьб о помощи, которые их организмы им посылали, в конце концов, доводили себя до голодной смерти. Мне кажется, это было что-то вроде спонтанной голодовки против разума и накопленных человечеством знаний. Они умирали, едва ли осознавая, что участвуют в этой голодовке, но своими смертями, своим личным примером доказывали, что если какой-то отдельный человек и разумен, то в высшей степени глупо распространять это на всё человечество.
К счастью, моя мать, которая точно парапланерист ловила потоки всех новых поветрий, очень критично относилась к тем из них, которые не приносили ей удовольствия, а тем более, напротив, заставляли страдать и мучиться. Благодаря этому она всегда самосовершенствовалась очень умеренно и практически без вреда здоровью. Так получилось и с праноедами. Поначалу идея уподобиться солнечной батарее ей очень понравилась. Она даже разработала свою именную методику «лунных завтраков», как она их называла. То есть она утверждала, что чувствует невероятный прилив праны, когда выходит на балкон в лунную ночь. Выглядела она при этом почти как булгаковская Маргарита, собирающаяся на шабаш. Она надевала короткий белый сарафанчик на тонких лямочках, который был больше похоже на комбинацию, чем собственно на платье, и стояла на балконе в йоговской позе дерева с закрытыми глазами и блаженным лицом, каждой клеточкой кожи подавшись навстречу лунному свету, как ребенок тянется к материнской груди. К счастью, моя мать сохранила стройность и привлекательность до преклонных лет, поэтому её подзарядки нисколько не оскорбляли эстетических чувств соседей, напротив, думаю, иным из них они были очень даже по вкусу. Первые пару дней она утверждала, что чувствует себя невероятно бодрой. Что у неё стало даже больше сил, чем в те дни (о, как она была тогда духовно несовершенна! ), когда мы вместе завтракали и ужинали. Но уже на третий день голодовки она стала проявлять признаки обеспокоенности. Ей показалось, что она стала хуже выглядеть, что у неё появились круги под глазами. К тому же, ей всегда очень нравилось встречаться в кафе с такими же, как она ищущими духовного света подругами, и, попивая травяные чаи, делиться впечатлениями и обсуждать новые модные тренинги, школы и семинары. Теперь же встречаться в кафе стало проблематично, во-первых, потому что там все-таки принято что-нибудь заказывать, а во-вторых, когда ты питаешься праной, грубые вибрации, которые исходят от людей, поглощающий огромные тарелки салатов и рагу, кажутся тебе крайне неприятными.
В общем, третий день голодовки моей матери стал одновременно и последним. Она заявила, что это праноедство какое-то не доработанное и что те, кто его пропагандируют, далеко отошли от индийских первоисточников, где, собственно, упомянута прана. Впрочем, лунные завтраки ещё какое-то время продолжались – подзарядка тонкой космической энергией никому не вредит. Особенно если она сочетается с нормальными, традиционными завтраками, а также обедами и ужинами. Потом погода испортилась, луну стало не видно, а порывы ветра заносили на балкон дождевую пыль, и праноедство было предано полному забвению.
***
Лию очень обижало то, что Андрей так мало ей о себе рассказывает. В чем тут дело, недоумевала она, неужели он не доверяет ей, а может считает, что его жизнь, мысли, проблемы, слишком сложные для того, чтобы она смогла их понять? Это Лия-то – прирожденный психолог, умница, талант! И ведь это не её слова, это говорят люди, которые её знают. Но почему же Андрей не ценит её так же высоко? Как бы ему объяснить, показать, кто она на самом деле, насколько она хороша! И почему ей вдруг так хочется ему что-то доказать? Чем он так уж ценен? Своими глупыми рассуждениями о всеобщем счастье? Легко рассуждать о всеобщем счастье, конечно! А как же она, Лия, как насчет того, чтобы устроить её счастье? Слабо?