Пожизненный найм
Шрифт:
Андрей частенько уворачивался от прямых ответов на Лиины вопросы. Но чем усерднее от нас что-то скрывают, тем сильнее нам хочется узнать, что именно. Ерунду-то ведь какую-нибудь прятать не станут. Уж если новогодний подарок куплен заранее и похоронен под полотенцами в самой темной глубине шкафа, то это точно что-то поинтереснее коробки конфет…
– А чем ты занимаешься кроме кибернетики? Что ты обычно делаешь после работы? – принималась допытываться Лия. Ей хотелось представлять себе жизнь Андрея с самого утра, до последней мелкой зарубки в его снах.
– Ну, я играю в войну. Чем ещё может заниматься мужчина? Покупаю оружие, делаю взрывчатку, убиваю людей…
– По-моему, это не смешно…
– Ещё иногда фотографирую.
– И что
– Улицы, дома, людей… В общем, город.
– Покажешь?
Так Лия напросилась к Андрею в гости. Она почему-то ожидала, что Андрей начнет уворачиваться и отговариваться. Это было бы плохим знаком, но она уже подготовилась настаивать и требовать. А он возьми и согласись запросто.
«Обстановка квартиры как зеркало внутреннего мира хозяина». Так называлась брошюра, которую Лия по совету подруги бегло прочла, перед тем как идти к Андрею. И что же она увидела?
Андрей написал свой адрес на белом, оборванном со всех сторон клочке бумаги, похожем на облачко. Он не стал объяснять, как этот адрес найти, поскольку Лия настолько привыкла ориентироваться по интерактивной карте или пользоваться навигатором, что устные объяснения плохо понимала и совсем не запоминала. Еще Андрей попросил ее не брать с собой юникома, чтобы свидание было как в эпоху их бабушек и дедушек. В этом было что-то особенно романтичное.
И вот Лия остановилась между двумя круглыми клумбами с бордовыми фиалками и подняла голову вверх, к окнам. Клумбы росли у входа в подъезд, и рядом с одной из них стояла уютная, ажурная лавочка, так хорошо гармонирующая с вычурным фронтоном. «Ага, ещё сталинской постройки» – отметила Лия. Полукруглые балконы, ракушки над окнами, барельеф над входом… Лия рассматривала дом заворожено, как в сказке. Ей всегда казалось, что в таких старых домах живут только пенсионеры – тихие, умиротворенные пришельцы из прошлого. Иногда они сидят на ажурной лавке, смотрят на клумбы, проходящую молодежь, и вспоминают те времена, когда они ходили на танцы, несли на свидания букеты, неумело целовались… В их квартирах бесконечными рядами стоят старые книги, пылятся альбомы с вклеенными блеклыми фотографиями. На фотографиях они серьезные, в гольфах, в синей школьной форме, дают торжественное обещание Юных пионеров. Вот только они ли это, эти почти растворившиеся, выцветшие мальчики и девочки?..
– Ищете кого? – Лия вздрогнула. Её легонько тронула за плечо подошедшая сзади старушка. Ласково так тронула, и голос у неё был ласковый, добрый. Как будто жаль ей было потерявшейся девушки, задумчиво заглядывающей в чужие окна.
– Здравствуйте. Я тридцать вторую квартиру ищу.
– А дом-то наш снести обещают, – неожиданно пожаловалась старушка, – место больно уж хорошее. Все им неймется, что на таком-то месте и старые люди живут. Это нам бы только жить, а им бы всё наживаться. А с нас-то что взять? Вот они нас переселят куда-нибудь от глаз подальше, чтобы мы башмаками-то своими дырявыми им впечатление от барской прогулки не испортили… А может, и совсем на улицу выкинут, что мы им, люди что ли?.. А на этом месте торговый центр отгрохают. Как на Крымском валу… Или опять филиал-милиал. Чтобы там за стеклянными дверями взятки брать и деньги между собой делить.
Лия невольно вздрогнула. Торговый центр на Крымском валу – это был тот самый проект, над которым она работала до Танит Групп.
– Вам-то, молодым, что? вы и не думаете не о чем… Не научены… А вот нам… Не то чтобы даже за себя лично, за свою шкуру обидно – я-то всё равно уже развалина старая. Мне за вас страшно, за детей ваших… – и старушка горько вздохнула и опустила свое круглое, морщинистое лицо.
Лия хотела ответить также ласково, как коснулась при встрече её плеча старушка, хотела даже предложить ей свою помощь, хотя пока ещё не понимала, чем она может помочь, но прежде чем она подобрала слова, старушка опять заговорила.
– А тебе-то
И старушка пошла к двери, всё еще удрученно вздыхая и покачивая головой.
Лия зашла во второй подъезд, пахло мокрыми газетами. Андрей жил на четвертом этаже, и Лия решила подняться пешком, чтобы лишний раз потренировать ноги. На лестнице было очень тихо, звуки заменялись запахами. На втором этаже запахло вдруг краской, как будто кто-то делал ремонт, на третьем – весело зашкворчал аромат картошки, жареной с тмином. Но вот Лия остановилась перед блестящей темно-коричневой дверью тридцать второй квартиры. За дверью было убийственно тихо. У Лии перехватило дыхание. Ей казалось… нет, она была уверена, что в квартире никого нет. Она ещё острее прислушалась – откуда-то кисло тянуло дешевым табаком. И больше ничего. Что ж, это было вполне в духе Андрея – пригласить в гости, а самому загадочно исчезнуть. Тихое, вдумчивое настроение, когда всё кажется удивительным, значимым, беззвучно побежало вниз по лестнице. Лия стояла перед дверью и представляла себе, как потом просто будет Андрею оправдаться перед ней – ему срочно нужно было уйти, а позвонить он ей не мог – ведь они договорились, что она оставит свой юником дома. Он оставил записку в дверях, но она ее, видно, не заметила. Лия, отвечая на собственные мысли, обшарила глазами дверь на предмет записки.
Бывали моменты, когда ей начинало казаться, что Андрей что-то от неё скрывает. Может быть, он всё-таки женат и поэтому никогда не приглашал её в гости? А когда отнекиваться было уже невозможно, дал ей адрес чужой квартиры. Квартиры друга, например. Но жена что-то заподозрила и сам он не пришел…
Ни на что уже не надеясь, просто для того, чтобы как-то завершить эту историю, Лия нажала на кнопку звонка. Звонок визгливо, как склочная женщина, забранился за дверью. Но никто не ответил ни шагами, ни лязганьем замка. Лия последний раз, теперь уже от волнения и обиды, нажала кнопку, и тогда только за дверью зашуршало и зазвякало.
Когда Андрей наконец открыл дверь, Лия очень сильно, по-детски обрадовалась, и с порога кинулась ему на шею.
Квартира Андрея оказалась светлой и просторной. В прихожей на стене висело несколько охотничьих ножей в кожаных чехлах, в двух других комнатах почти не было мебели, но все стены были увешаны фотографиями. Светло-серые гладкие обои с тонкими зелеными веточками в двух комнатах специально были подобраны так, чтобы не отвлекать на себя внимание, а служить только фоном. Во второй комнате весели только черно-белые фотографии. Дойдя до нее, можно было понять, почему в прихожей оказались ножи. Они словно намекали на то, что ты находишься в жилище охотника, но этот охотник расставляет свои капканы вовсе не в лесу и не на диких зверей. Когда капкан захлопывается, он заключает добычу в тонкую строгую рамку и вешает на стену.
Лия была поражена. Она никогда не думала, что этот Андрей, которого она считала жестким, стальным, каменно-непробиваемым, так чувствует, так видит, так думает, что он настолько поэтичен. На стенах был город, но словно застигнутый в те моменты, когда он уверен, что на него никто не смотрит. В переулках блуждали говорящие туманы, птицы – не жадные, тупые голуби, – а полупрозрачные, легкие, одухотворенные смахивали листья с тротуаров. На одной фотографии, которая Лию особенно сильно царапнула, на детской площадке веселилось троё нарядных, беззаботных взрослых и в стороне стоял одинокий маленький мальчик с серьезным, умным и очень грустным лицом, с выразительными глазами. И всё время казалось, что фотограф, чтобы донырнуть до этого невидимого другим города, надолго, как пловец за жемчугом, задерживает дыхание. И когда он уже почти теряет сознание от нехватки кислорода, тогда и рассеивается житейский туман и открывается удивительное.