Познать женщину
Шрифт:
Какое-то время Дуби стоял спиной к Иоэлю, лицом к каминной полке. Он молчал. Иоэль вдруг заметил, что парень слегка горбат, а может, просто плечи у него разной высоты. Или это всего лишь легкое искривление шейных позвонков. Нельзя сказать, что мы приобретаем киногероя Джеймса Дина, но, с другой стороны, и сами отдаем не Брижит Бардо. Иврия, скорее всего, была бы им вполне довольна. Она всегда говорила, что всякие там мускулистые, волосатые атлеты вызывают у нее только отвращение. Выбирая между Хитклифом и Линтоном, она, по-видимому, предпочла бы второго. Или хотела бы предпочесть. Или сама себя вводила в заблуждение. А то и просто обманывала себя. И Нету. И меня. Во всяком случае, не все наши тайны в конечном счете похожи,
— Это ваше? Или было здесь еще до вас?
— Было, — ответил Иоэль.
А Дуби, все еще стоя спиной к нему, сказал тихо:
— Красиво. Есть, возможно, какие-то недостатки, но красиво. Трагично.
— Верно, что зверь тяжелее подставки?
— Верно. Тяжелее.
— Так почему же он не переворачивается?
— Не обижайтесь, господин Равид, но вы неправильно ставите вопрос. С точки зрения физики. Надо не задаваться вопросом, — почему он не переворачивается, но просто принять следующее утверждение: раз не переворачивается, значит, центр тяжести находится выше подставки. Вот и все.
— А что же удерживает фигурку? И на это есть у тебя ответ из разряда чудес?
— Не совсем. Я допускаю две возможности. Или же три. Не исключено, что есть еще. А почему вам так важно знать это?
Иоэль не спешил с объяснением. Сказывалась привычка медлить порой с ответом даже на самые простые вопросы: «Как поживаешь?» или «Что передавали в сводке новостей?» Словно слова — это достояние, с которым жаль расставаться. Парень ждал. А тем временем пристально разглядывал фотографию Иврии, которая вновь появилась на полке. Как исчезла в свое время, так и опять появилась. Иоэль знал, что ему следовало бы провести расследование и выяснить, кто убрал фотографию, кто вернул ее на место и почему. Но знал также, что не станет этим заниматься.
— Это мама Неты? Ваша жена?
— Была, — уточнил Иоэль. И с опозданием ответил на предыдущий вопрос: — Это не столь существенно. Оставь. Не стоит ее ломать только для того, чтобы выяснить, как она прикреплена.
— Почему она покончила с собой?
— Кто тебе сказал такое? Где ты это слышал?
— Так здесь говорят. Хотя никто не знает в точности… Нета говорит…
— Не важно, что говорит Нета. Все случилось в ее отсутствие. Кто мог подумать, что поползут слухи… Это был несчастный случай, Дуби. Оборвался электропровод. Вот ведь и про Нету распускают всякие сплетни… Скажи, знаешь ли ты, кто эта Эдва, которая хочет сдать Нете комнату, унаследованную, кажется, от бабушки, где-то в старом Тель-Авиве?
Дуби повернулся к нему, слегка взъерошил свои курчавые волосы. А затем тихо сказал:
— Господин Равид, надеюсь, вы не рассердитесь на то, что я скажу. Перестаньте что-то выяснять. Перестаньте следить за ней. Оставьте ее в покое. Дайте ей жить как хочет. Она говорит, вы делаете все, чтобы быть идеальным отцом. Лучше бы вам не делать ничего. Простите за откровенность, но, по-моему, вы оказываете ей медвежью услугу. А теперь мне пора — надо сделать кое-что дома, потому что завтра прилетает из Европы мама, а отец хочет, чтобы территория была приведена в порядок.
Вот так и случилось, что Иоэль решил промолчать, когда спустя две недели, на следующий день после первого экзамена на аттестат зрелости, увидел дочь прихорашивающейся перед зеркалом, в том самом платье, которое он купил, узнав о несчастье в Бангкоке, в том самом платье, которое, скрывая угловатость фигуры, делало Нету стройной и женственной. На сей раз Иоэль не произнес ни слова. В полночь, когда она вернулась со свидания, он ждал ее на кухне, и они поболтали немного о приближении сезона хамсинов — знойных ветров пустыни. В глубине души Иоэль твердо решил принять перемены и не препятствовать им. Он полагал, что имеет полное право поступать так и от своего имени, и от имени Иврии. И еще решил он, что, если мать или теща попытаются вмешаться, сказав хоть слово, навсегда отобьет у них охоту влезать в дела Неты. Отныне он будет неколебим.
Через несколько дней, в два часа ночи, дочитав последние страницы книги о начальнике генштаба израильской армии, он, вместо того чтобы выключить свет и заснуть, отправился на кухню выпить холодного молока. Там застал он Нету в домашнем халатике, которого никогда не видел прежде, — она читала книгу. На обычный его вопрос: «Что читает госпожа?» — она ответила с полуулыбкой, что не то чтобы читает, но готовится к экзаменам и сейчас повторяет историю, тот раздел, в котором говорится о периоде, когда Палестина была подмандатной Британской территорией. Иоэль заметил:
— В этом я могу тебе немного помочь, если захочешь.
А Нета ответила:
— Я знаю, что можешь. Хочешь, я приготовлю тебе бутерброд? — И не дожидаясь ответа, вне всякой связи со своим вопросом, добавила: — Дуби тебя раздражает.
Иоэль задумался на секунду:
— Ты удивишься, но его вполне можно вынести.
На эти слова Нета отреагировала совершенно неожиданно. В голосе слышалась радость, когда она сказала:
— Ты удивишься, папа. Но то же самое это сказал мне Дуби про тебя. И почти теми же словами.
В День независимости семейство Кранц пригласило Иоэля, его дочь, мать и тещу на пикник, который устраивало у себя в саду. Иоэль удивил их тем, что не уклонился от приглашения. Лишь спросил, можно ли привести с собой соседей, брата и сестру. Оделия сказала, что примет их с радостью. Вечером в углу гостиной Оделия призналась Иоэлю, что во время путешествия по Европе было у нее кое-что с двумя мужчинами и она не видела никаких причин скрывать это от Арье. Именно после ее исповеди их отношения улучшились и стали на сегодняшний день, можно сказать, вполне мирными. «И все это благодаря тебе, Иоэль».
Иоэль со своей стороны скромно заметил:
— Да чего там!.. Я только хотел, чтобы в доме был мир.
XLVII
В конце мая давешняя кошка окотилась на том же самом старом мешке в сарае для садового инструмента. Авигайль и Лиза сильно поссорились и не разговаривали пять дней, пока Авигайль, хотя и была ни в чем виновата, не решила, по благородству души, учитывая состояние Лизы, попросить прощения. Лиза согласилась примириться, но не раньше, чем перенесла небольшой приступ, из-за которого была положена на двое суток в больницу Тель-ха-Шомер. И хотя она этого не говорила, более того, утверждала противоположное, но было очевидно, что, по ее мнению, причина приступа — жестокость Авигайль. Беседуя с Иоэлем в ординаторской, пожилой врач сказал, что согласен с заключением доктора Литвина: есть определенное, но не очень значительное ухудшение. Иоэль уже отчаялся расшифровать их туманные речи. После примирения пожилые женщины вновь выходили вместе по утрам и безвозмездно работали там, где нужна была их помощь, а по вечерам занимались йогой. Ко всему этому прибавилось еще участие в группе «Брат — брату».