Позолоченные латунные кости. Коварное бронзовое тщеславие

Кук Глен

Краш не интересовалась Гарретом-мужчиной. Точкой нашего соприкосновения был Морли. Она призналась, что понятия не имеет, кто он такой на самом деле. Но возможно, его знает Ди-Ди.

Плаксивый парень, сидящий во мне, спросил:

– Тогда почему ты курлычешь над ним?

Мое мнение о ней драматически возросло: она немного подумала, прежде чем ответить:

– Не знаю. Не могу объяснить это с логической точки зрения. Он колдун?

– Твои догадки будут ближе к истине, чем мои. Ты ведь женщина. Мне никогда не

удавалось это понять. Может, от него исходит некий запах, потому что он вегетарианец.

– Сомневаюсь. Как бы то ни было, если речь идет обо мне, наверное, все дело в соперничестве с Ди-Ди. И у него возбуждающая репутация. Он плохой, он красивый, и он имел связь со знаменитыми женщинами. А если не считать всего остального, остается чистой воды любопытство. Что такого особенного находили в нем все эти женщины?

Я угрюмо поразмыслил о Морли. Как-то раз он сказал мне, что упорно трудился над своей репутацией. Создавая ее и оповещая о ней, он обеспечивал себе неиссякаемый поток леди, гадавших, что в нем такого возбуждающего. Морли настаивал, что тут нет никакого обмана. Он давал оправдания женщинам, чтобы те могли потакать своим испорченным желаниям.

Краш закончила работу, и у нее не осталось причины болтаться здесь. Она ушла без извинений, без прощальных слов, без разбитого сердца.

Я закрыл дверь и подпер ее раскладушкой. Прилег вздремнуть, но сон продлился всего часа два-три. Меня снова разбудили. Я воспользовался ночным горшком, после чего проверил окно.

Оно было заколочено.

Но ведь в него было вставлено стекло. А стекло можно разбить.

18

Звук доносился от кровати. Я уронил объемистый сборник шедевров Иона Сальватора. Мне показалось, Морли давится.

Он и правда давился. Словами. Глаза его были открыты. Он пытался заговорить.

Взгляд его казался диким. Он не хотел спросить, где он и что происходит. Его последние воспоминания были о том, как ему наносят удары. При виде меня лучше ему не стало. Он меня не узнал.

Время было на моей стороне. Морли никуда не уйдет. У него для этого нет ни сил, ни желания.

Он чувствовал каждую свою рану. Одна попытка встать – и ему стало ясно, как он проведет следующие несколько недель.

Не то чтобы он завопил. Голос его был недостаточно громким, чтобы привести сюда остальных обитателей дома. Он лежал, задыхаясь, собираясь с силами. Вот теперь он меня узнал.

– Ты наконец разозлил кого-то чуть больше, чем следовало. Может, благословил своим вниманием не ту жену или не ту дочь.

Он издал протестующий звук.

– Тогда тебя настигли делишки прошлого.

Дотс не ответил, сделавшись задумчивым. Поскольку в наши дни ему полагалось быть честным владельцем ресторана, я подозревал, что он роется в памяти в поисках связующего звена.

И он по-прежнему не отвечал.

Должен ли я отвергнуть идею о мстительном

призраке? Живых и опасных осталось наперечет. Морли, которого я знал, когда мы были моложе, не оставлял своих врагов в живых.

Он погрузился в сон. Проснулся спустя несколько часов, все еще не в силах говорить, и дал понять, что хочет пить.

Когда вечером пришли Ди-Ди и Краш, чтобы, как всегда, вымыть его и накормить, он спал. Я не поделился хорошими новостями. Мне хотелось, чтоб они убрались побыстрей.

Мисс Ти заглянула, пока они мыли Морли, и ушла, ничего не сказав.

Морли спал долго и крепко. Когда я стал сыт по горло Ионом Сальватором – читая, я все время слышал его раздражающий, ноющий, скрипучий голос, – я погасил лампы, растянулся на раскладушке и тоже задремал.

Один раз я как будто проснулся – у меня было неясное впечатление, что Морли хочет что-то сказать. Механически и так же внятно, как не держащийся на ногах пьяница, говорящий на языке предков. Еще позднее я, снова не вполне проснувшись, решил, что окно пытаются открыть. Поскрипывало стекло. Потрескивала рама.

Снаружи что-то вспыхнуло, стукнуло, раздались вопли и крики. Пронзительно заверещали свистки гвардейцев.

Подойдя к окну, я ничего не увидел. Ни малейшего проблеска света. Небо затянули тяжелые тучи.

Больше я ничего не слышал, пока ранние пташки, Ди-Ди и Адская Дыра, не разбудили меня, колотя дверью по моей раскладушке.

Адская Дыра. Надо же! Какое изумительное имя! Я бы уважил ее предпочтения и называл Краш.

19

В следующий раз Морли проснулся, когда его обслуживали женщины. Мне пришлось стать свидетелем тех завораживающих, необъяснимых и отвратительных фокусов, которые творились вокруг него.

Две профессионалки, дарующие мужчинам утешение, побагровели от смущения, когда он открыл глаза.

Я просто прислонился к стене, чтобы не быть помехой, и молча дивился. Не-ве-ро-я-а-атно!

Ди-Ди была настроена филантропически. А может, старалась пересилить свою робость, переключив внимание на безобидную мишень.

– Прошлой ночью тут опять творилась суматоха.

А я-то почти убедил себя, что мне все приснилось.

– Надеюсь, не такая смертельная, как прошлая.

– Думаю, все обстояло очень скверно. Ты должен поговорить об этом с мисс Ти.

– Предвкушаю. Моменты, проведенные с Майк, драгоценней жемчужин.

Ди-Ди никогда не была любительницей моего специфического юмора. Она непонимающе посмотрела на меня, даже не пытаясь догадаться – шучу ли я.

Однако Краш возвела глаза к потолку. Она вознаградила меня усмешкой, говорившей, что оценила мой перл и что шутка вышла неудачной.

Морли издавал звуки, относившиеся к разновидности вопросов, наиболее часто задаваемых теми, кто приходит в себя при странных обстоятельствах.