Позолоченные латунные кости. Коварное бронзовое тщеславие
Шрифт:
Я послал ей воздушный поцелуй.
Она кротко хлопнула дверью.
В результате моя раскладушка съехала прямо к дверям.
Пока я сплю, бездельничаю или читаю, любому незваному гостю придется опрокинуть эту раскладушку, чтобы войти.
Ожидание, когда Морли станет лучше, очень, очень быстро стало очень, очень скучным. Будучи парнем Тинни Тейт, я лишился былого умения сносить бесконечное безделье. Тинни не из терпеливых. И она исподволь повлияла на меня.
Вкусы Краш в отношении
– Ты фанатка Сальватора?
– Он рассказывает замечательные истории.
Самую безумную он сочинил о себе лично.
– Я с ним знаком.
– Он твой друг?
– Нет. Он ходит с женщиной по имени Торнада, она мой друг.
Вроде того. Когда не вмешивается искушение.
– Ух ты! Я бы хотела с ним познакомиться.
Внезапно девушка стала вести себя совсем иначе. Я скрыл циничную улыбку.
– Может, когда-нибудь и познакомишься. Как только это дело утрясется.
Я заметил, что в отсутствие матери Краш не интересуется Дотсом, и спросил:
– Ты знала Морли до того, как его сюда принесли?
– Не я. Ди-Ди знала. Наверное.
Она называла свою мать Ди-Ди.
– Есть другое чтиво, кроме этих пьес?
Я гадал, кто притащил их сюда и как раздобыл. Однажды я и сам осуществил дерзкий замысел, но в него входило использование сотен крысюков, чтобы снять копии.
Кип Проуз, вероятно, смог бы рассказать мне, как провернули такое. Если только он сам не был за это в ответе.
– Есть несколько исторических свитков, – кивнула Краш. – Скучная писанина о стародавних временах. Кто-то оставил их здесь, когда не смог заплатить по счету. Майк так и не нашла времени продать их.
Девчонка подалась ближе ко мне и прошептала:
– Иногда она так важничает, ого! Просто зазнается.
Как интересно! Зерно для мельницы, пища для мозгов. Я впитывал услышанное, восстанавливая некогда чуткое к сплетням ухо.
Порой на меня накатывал сильный приступ ненависти к безделью в четырех стенах, и я укрощал его, стягивая простыню с друга.
Морли получил восемь жестоких колотых ран. И с дюжину порезов. Еще у него имелась обширная коллекция синяков и ссадин, оттого что его пинали, били дубинкой и волокли по земле.
Я надеялся, Белинда будет держать нос по ветру, выискивая бахвалящегося идиота из тех, что не могут не разболтать о своих делишках.
Люди утверждают, что я слишком много думаю и что вещи, как правило, являются точно такими, какими выглядят. Пытаться разглядеть в них нечто большее – пустая трата времени.
А я говорю: когда ты перестаешь верить в странные заговоры, в которые замешаны десятки людей, никогда не нарушающих
Я размышлял о подобного рода вопросах и время от времени пытался отмахнуться от них или же извлечь толику смысла, вводя Морли в уравнение. И не мог найти этому разумного объяснения.
Мне больше ничего не оставалось, кроме как ждать, когда заявится преступник.
Кто-то так сильно толкнул дверь в комнату, что разбудил меня.
Я подобрал под себя ноги. Прислонил раскладушку к стене. Дверь открыл в плохом настроении.
Моим недругом оказалась мисс Ти.
– Какого черта? – выпалил я. – Сейчас не то время, когда любое мыслящее существо…
Я принюхался. Пахло чем-то странным.
– Заткнись, Гаррет.
Мисс Ти пришла не одна. С ней была Белинда Контагью.
Запах доносился из-за моей спины. Я оглянулся на окно. Снаружи было темно, если не считать трех четвертушек луны.
– Какого черта? – повторил я, увидев, что занавеска сдвинута на фут.
Виднелась луна в безоблачном небе. Створка окна – приподнята дюйма на три. Я оставлял занавески задернутыми и окно закрытым.
Запах шел с улицы.
Я забыл о грубиянках в коридоре. Здесь творилось что-то зловещее. Может, я должен радоваться, что меня разбудили. Я устремился к окну. Оно было открыто не настолько, чтобы я мог высунуться. Тени на другой стороне улицы выглядели так, будто в них пряталось что-то гниющее.
– Неужели утратил хватку? Возможно, больше не подхожу для этой работы, – сказал я. – Белинда, позволь спросить без негодования: чем обязан?
Она оценила ситуацию с окном.
– Я привела лекаря.
Контагью и мисс Ти расступились.
Маленький, полный, лысый человечек прошел между ними и принюхался.
– Надеюсь, это пахнет не от моего пациента?
Он носил тускло-черную одежду в стиле, объявленном вымершим сто пятьдесят лет назад. И заслуженно. Морли должен был отшатнуться от его наряда, даже будучи в коме.
Лекарь состоял в культе Детей Света. Гаснущего Света. Главным догматом культа было – никакого секса. К тому же Дети Света являлись воинствующими пацифистами – такими, кто желает выбить из тебя все сопли, если пытаешься заявить, что войной можно что-нибудь решить. Они были утвердившимися в вере добродеями, но настолько самодовольными и уверенными в своей правоте, что большинство людей их терпеть не могли.
Они содержали бесплатные столовые и клиники. Организовали приюты для бездомных. Старались заполучить контроль над самой большой и беспредельно коррумпированной больницей Танфера «Бледсо». Они сделали много хорошего для огромного числа людей. Их лекари иногда использовали магию, но Холм закрывал глаза на такие незаконные операции, потому что Дети Света держались в рамках благотворительности.