Позови меня трижды
Шрифт:
Катька уже здорово втянулась было в это дело, поэтому, когда у нее отобрали камни, она стала видеть какие-то утомительные сны с множеством событий, разговоров, очень далеких от действительности. Например, в одном из них она видела себя в каком-то складе, забитом водкой и сигаретами. Эти изделия массового спроса ее нисколько не интересовали по жизни, и Катя, подсчитав все ящики с водкой в том сне до утра, сверила их с какими-то накладными и притащилась на работу совершенно разбитая.
* * *
Вечер с архитекторами на красный день календаря прошел соответственно. Вначале творческие работники сосредоточенно налегали на выставленную сметчицами еду и принесенную с собой выпивку, потом немного потанцевали и долго курили на лестнице со сметчицами
Она немного выпила водки, думы от которой становились только тяжелее, а душу вновь стал бередить ветер надежды, уже не раз обманывавший ее в юности. А перед этим вечером что-то произошло, вновь потянуло туда, куда и возврата-то не было, боль стала острой, невыносимой, и радовало только то, что раз терпеть это было уже невозможно, значит, все скоро закончится, войдет в свою колею, и, наконец, станет легче дышать сухим морозным воздухом.
Нет, не смогла в таком состоянии Катерина кадрить с архитекторами, и теперь надо было ждать Нового года, чтобы у смолистой елки в объятиях какого-то случайного партнера почувствовать на минуту себя не такой одинокой. Да что там! Просто, перед самым праздником Катя, кажется, все поняла про одиночество. Но понять, это еще не значит не надеяться...
Состояние это ее депрессивное было связано с еще одним странным сном, увиденным ею накануне. Ей приснилось, будто все в ее жизни сложилось не так, и нет у нее никакого мужа Вовы Карташова, и с Валеркой, вроде бы, все сложилось, наоборот, хорошо. Он даже, похоже, не сидел шесть лет ни в какой тюрьме. И вот там непонятно как так получилось, но Машка была, а никакого Вовы не было, а главное, с нею, с Катей, прямо в их нынешней квартире, жил вовсе не Вовчик, а Валерка. И все бы было чудесно, даже замечательно, если бы не одна маленькая пакость. Причем, как это и бывает в снах, Катя воспринимала эту пакость вполне естественно, можно сказать, непринужденно. Но эту пакость надо было все время скрывать от окружающих, а она, как водится в снах, все время вылезала наружу.
Дело в том, что у Валеры, оказывается, на затылке росла вторая голова. Она была маленькая, какой-то отросток с бессмысленными белесыми глазами и запавшим ртом с недоразвитой нижней челюстью. Это был какой-то атавизм, который Валерка тщательно прикрывал волосами. Вид у это его второй головы был достаточно неприятный, что, естественно, не способствовало росту имиджа ее обладателя. А если прибавить, что в большой, непрерывно жующей пасти располагались в два ряда мелкие щучьи зубки, то совсем понятно, почему эту головку надо было прятать. И вот они с Валерой, вместо того, чтобы наслаждаться счастьем, все прятали и прятали ее до самого утра...
В тот год осень пришла в город почти без обычных ветров, с тихим редким снежком и прозрачными осколками лужиц. Машу забрала на ночь Валентина Петровна, потому что Катя сказала, что придет поздно. Володя третий день не ночевал дома, и на праздники Катя его не ждала. Сцепившись друг с другом, рядом скользили графини.
Жаль, конечно, что не смогла она подружиться с этими архитекторами, она даже знала, с кем именно из них было бы особенно здорово переброситься шуткой в столовой, все произошло как-то не так. Одним словом, Катьке было очень грустно, что архитекторы совершенно ее не заметили и, конечно, в первую очередь потому, что она к этому вечеру даже не накрасилась. Почему-то она не смогла даже подвести глаза, хотя планы у нее были самые выдающиеся - вплоть до того, чтобы покрасить волосы в ярко рыжий цвет, чтобы не видно было тонких седых ниточек, которые и выдергивать уже бесполезно. Вот если бы она смогла хотя бы этим вечером так легко смеяться их незатейливым шуткам, закидывая голову и томно глядя в глаза, как их секретарь Леночка! Но тогда ей что-то тоже мешало вести себя так, а сейчас уже поздно жалеть.
– Эта Лена сегодня совершенно неприлично липла к молодым людям, в наше время девушки себя так не вели, - категорично изрекла недовольным тоном Натуся.
– И так ярко не красились, - строго добавила Ксюша, которая к ноябрьскому вечеру покрасила волосы в ярко-фиолетовый цвет.
"Ага, поэтому вы и остались в девках сидеть!" - ехидно подумала про себя Катя и не почти не удивилась, когда ей тут же назидательно вслух ответила Натуся: "Мы, конечно, замуж не вышли, но зато все другие наши сверстницы сделали очень хорошие партии! Леночка не только себя роняет, она всех женщин выставляет побрякушками, портит мужчин, и это обязательно скажется на вашем поколении. В наше время были строгие правила, зато и по отношению к нам мужчины раньше многих вещей позволить не могли. Это ведь всегда связано: достоинство и сдержанность - с одной стороны, уважение и внимание - с другой. Хотя крашенные девицы и в наше время водились... Да, Бог с ними! Прощай, Катюша! Завтра не опаздывай на демонстрацию! Не шали!"
Катя пошла к своей остановке на пятачок, чувствуя, что графини сказали ей что-то важное, что ускользало от ее внимания раньше. Слишком занята она была своими неразрешимыми проблемами, своими встречами и разлуками. Ну, конечно, времена уже поменялись, а она пропустила, проглядела эту перемену, как частенько не замечала и перемен в природе. И, оступившись на тонком люду, некрепко стянувшем лужу с бурой тяжелой водой, Катя вдруг почувствовала всю непрочность, хрупкость своего времени. Она поняла, что сегодняшний вечер - только начало больших роковых перемен.
ВОСЬМЕРКА ПИК
Плохая карта. Да не расстраивайся ты, плохие вынешь, значит, хорошие на подходе. Восьмерка пик - это неудача, болезнь, печаль, разговор. И если при ней же семерка пик выпадает, то не следует гадать в этот день, а гадание тут же желательно оборвать. Ну, нет пока семерки, и ладно. Вот с этой девяткой треф она означает несчастье, известие о смерти близких людей или знакомых. С шестеркой вон той - поздняя дорожка да с печальным концом. Нехорошая карта.
Вот и конец поздней дорожки. Катя разулась у входа и прошла в комнату. Ее квартиру, как всегда по ночам, через окно заливал яркий свет. Это был не лунный мягкий свет, а бессердечный неоновый свет от фонаря, прикрепленного прямо на наружной стене их дома. "Хорошо придумано, - в который раз машинально прикинула сметную часть Катя, - на столбах и проводке до 28 процентов сэкономили". Но настроение у нее резко упало, когда она, обернувшись, увидела себя в этом голубоватом свете в трюмо, стоявшем напротив. С беспощадной насмешкой над уходящим временем зеркало отражало ее полноватую, сутулую спину. Во всем был виновен этот нелепый свет наружного фонаря. Но Катя подумала, что, наверно, надеяться уже поздно. Отражение будто говорило ей: "Если ты не была нужна ему молодой и красивой, то что толку надеяться с этими ранними морщинками под глазами, скорбными складками у рта? Не надейся, живи, как живется! Вот мы живем и живем, хотя живы только отраженным светом"
Катя вдруг поняла, что за многие годы она оказалась этой ночью совершенно одна. Она резко встала с дивана и открыла дверцы антресолей шкафа. Достав оттуда потертый саквояж, она открыла его и осторожно вынула пыльный флакон, увенчанный хрустальным шариком. Замедленным движением она провела капелькой масла по смеженным векам, мочкам ушей, вглядываясь в туманную поверхность шарика...
Вначале ничего не изменилось. Она все так же сидела в своей комнате, залитой неоновым светом, тикал красный будильник возле изголовья Володиного дивана, а из крана на кухне капала вода. В голове была пустота. Собственно, ничего не происходило только потому, что Катя и сама не знала, что же должно произойти. Никаких вопросов, на которые она могла бы увидеть ответы, внутри ее не было.