Прах и пепел
Шрифт:
– Водительский стаж одиннадцать лет. А образование?
В кармане у Саши лежало полученное в Москве свидетельство об окончании института с пометкой: диплом не защитил ввиду ареста. И Саша ответил:
– Незаконченное высшее.
– Где учились?
– В транспортном институте.
– Пройдемте к командиру батальона.
Командир батальона капитан Юлдашев, невысокий худенький татарин, прищурился, разглядывая Сашу:
– Почему институт не закончили?
– По семейным обстоятельствам.
– С какого курса ушли?
– С четвертого.
– Принимаем
Саша сходил в баню, пропустил свою одежду через дезкамеру, на вещевом складе получил комбинезон, обмундирование еще не прибыло, выдали талоны на питание здесь же, в заводской столовой. Общежитие – большой пустой цех или склад, уставленный койками с голыми досками без матрасов, подушек, постельного белья.
– Выбирай любую, – сказал дневальный, – кто машину получил, спит в кабине, а тут свободно. Какие вещички есть, сдай в каптерку, целее будут.
Машины принимали во дворе.
Коробков, толстогубый неуклюжий парень в сапогах и комбинезоне, под которым виднелась гимнастерка с медными пуговицами и кубарями в петлицах, узнав, что Саша учился в Московском транспортном институте, расплылся в улыбке:
– Слушай, а ведь мы с тобой однокашники!
Не хватало ему здесь однокашника! Впрочем, он чего-то не помнит такого Коробкова. Да и какое это имеет значение. Прошлая жизнь кончилась, началась новая.
– Наш факультет преобразовали в МАДИ – Московский автодорожный институт – и перевели на Ленинградский проспект, – продолжал Коробков. – Верчусь тут один, комбат у нас – бывший кавалерист, так что вся техника, как понимаешь, на мне. Вот только механик один помогает, опытный.
Он окликнул стоящего у машин пожилого человека в потертом пиджаке:
– Василий Акимович!
Тот, вытирая руки обтирочными концами, подошел.
– Познакомьтесь, красноармеец Панкратов, будет машины принимать.
– Принимай!
Василий Акимович скользнул по Саше безразличным взглядом и вернулся к машинам.
– Давай-ка не терять времени. – Минуя очередь ожидающих приемки машин, Коробков подошел к двум блестевшим свежей краской полуторкам. – Вот с этих и начинай…
Возле машин стоял мордастый парень в гимнастерке без петличек, перетянутый командирским ремнем, в щеголеватых хромовых сапогах, в такой форме ходят нынче ответственные работники, однако на боку брезентовая сумка, ремешок от нее перекинут через плечо вроде портупеи. По этой сумке Саша определил: снабженец.
– Ну что, Горторг, – кивнул ему Коробков, – нашел краску?
– Все сделано, как приказано, товарищ воентехник первого ранга, – молодцевато отрапортовал снабженец.
– Я эти машины смотрел позавчера, – пояснил Коробков, – приличные машины, но вид был безобразный, я велел покрасить, отговаривались – краски нет. А вот достали. Достали, Горторг?
– Родина требует, страна должна дать, – ухмыльнулся снабженец.
– Ладно, Панкратов, действуй, – сказал Коробков, – я пошел.
Саша приказал шоферу завести мотор и поднять
– Слушай, начальник, помпотех уже осматривал машины, – начал снабженец, – признал исправными.
– Теперь я посмотрю.
Саша прослушал мотор на разных оборотах, махнул рукой шоферу: глуши!
– Машину принять не могу, мотор стучит, – сказал Саша, опуская капот.
Вторую машину Саша тоже забраковал – большой люфт руля, передок разболтан, надо перетянуть.
– А где новые шкворни достанешь? – возразил шофер.
– Ваша забота.
– Придирки строишь, начальник, – угрюмо произнес снабженец и направился в штаб, видимо, пошел жаловаться Коробкову.
Ни одной машины Саша в этот день не принял: неисправности, лысая резина, не покрашены, слабые аккумуляторы.
Неприятное занятие! Одни сдатчики хамили, другие лебезили, третьи смотрели умоляюще. Этих Саша жалел, знал, нет у них возможностей для ремонта, а за несдачу машин могут пойти под суд, но принимать для фронта негодные машины не имел права.
Коробков был огорошен.
– Ни одной исправной машины? Может быть, ты чересчур требователен? Ведь те машины я сам смотрел.
– Пожалуйста, – сказал Саша, – можем вместе посмотреть.
Но смотреть вместе Коробков не пожелал, озабоченно проговорил:
– Положение серьезное, сроки жесткие. Будем чересчур придирчивы сейчас, придется принимать что попало, лишь бы вовремя выехать. Новых машин нам никто не даст. Считаю так: если машина прошла технический осмотр в автоинспекции и сейчас на ходу, надо принимать.
– Я таких актов подписывать не буду, – ответил Саша.
Коробков нахмурился:
– Ну что ж, погуляй пока.
«Гулять» не пришлось. Утром побудка, завтрак, потом занятия: строй, устав, винтовка, граната, порядок движения на маршах и в боевых условиях, поведение при бомбежке, при артобстреле, тушение загоревшейся машины, маскировка на местности, подача сигналов, оказание первой помощи, пользование индивидуальным пакетом, правила перевозки снарядов, оружия, горюче-смазочных материалов и личного состава. Занятия вели младшие воентехники Корнюшин и Овсянников, молодые ребята, только что окончившие автоучилище, на днях прибывшие в батальон на должности командиров взводов. В свободное от занятий время Саша толкался в цехе, служившем гаражом. Шоферы матерились – машины негодные, где их понабрали, ремонтировать нечем, ругались с командирами: «Сам на нее садись и поезжай!» К Саше относились хорошо, знали, что он отказался от приемки, одобряли: молодец! И обращались за советом – в автомобиле Саша разбирался.
Были еще политзанятия, проводил их политрук Щербаков, из запаса, местный, рязанский, работник Осоавиахима. Читали «Правду», «Красную звезду», Щербаков приказывал красноармейцам своими словами повторить прочитанное. Городские шоферы кое-как пересказывали, но деревенские не могли. Щербаков раздражался, вручал красноармейцу газету: «К завтрашнему дню выучи!»
Саша, естественно, отвечал без запинки. Это настораживало Щербакова: чересчур, видно, грамотный. Подозрительно косился в его сторону.