Прах
Шрифт:
Голицын обвинил Оболенских в том, что те желают украсть добытые учёными сведения и использовать их в личных целях. Но тут вставал вопрос: а Голицыны что хотят? Сами-то они разве не пытаются извлечь для себя выгоду? Ни за что не поверю в их бескорыстие. Но и те, и другие прикрывали свои цели интересами государства. Вот и думай, что хочешь.
Шла борьба за влияние. Оба рода хотели обогатиться за счёт серых зон, и ради этого пытались выставить своих конкурентов в чёрном свете и вывести их из игры.
Последние дни только об этом и размышлял. Вот и сегодня задумался, сидя после ужина в кабинете Анны Васильевны за столом,
Очередной звонок от Петра Голицына меня даже не удивил. Однако я долго не брал трубку. Этот человек слишком сильно давил психологически, и внутри всё противилось тому, чтобы снова общаться с ним. Я судорожно проматывал в голове возможные варианты разговора, гадая, как на этот раз он меня будет прессовать.
Смарт перестал звонить, но через минуту Голицын снова набрал меня. Я включил запись, как делал последние два раза при общении с ним и ответил:
— Добрый вечер.
— Артём, здравствуйте, — произнёс скрипучий голос. — Как поживаете? Как здоровье?
— Спасибо, хорошо, — отрубил я.
— Это радует. Не буду растекаться мыслью по древу, скажу прямо: страна нуждается в вас. В серой зоне Франкфурта появились проблемы: на её границе в последнее время наблюдается слишком много существ. Надо бы уменьшить их численность. Ах да, опережая ваш закономерный вопрос, отвечу: УВР готово пойти навстречу. Как только вы подпишете контракт, обвинения будут сняты.
— В столь тревожное для моей семьи время я не могу оставить Новгород, — ответил я, выдержав паузу.
— Семьи? О семье ли вы так беспокоитесь? Вашей семье ничто не угрожает. Нас больше не интересует ваша родня, даже несмотря на то, что её представители убили нескольких сотрудников УВР. Мы готовы закрыть глаза, Артём, понимаете? Нужно всего лишь ваше согласие работать с нами. Подумайте над этим.
— Я подумаю.
— Завтра в это же время попрошу ответ, — объявил Голицын.
Новая проблема обрушилась на мою голову. Теперь от меня требовались конкретные действия. Голицын хотел, чтобы я поехал в герцогство Гессен и сражался с серыми существами, причём именно сейчас, когда в Новгороде хозяйничает УВР и ещё чёрт знает кто. Выглядело это подозрительно.
После разговора с Голицыным я ещё долго сидел за столом и размышлял о его словах. С одной стороны, я готов был отправиться на очередную миссию: речь, в конечном итоге, шла о защите человечества от крайне опасных тварей. Сомнения вызвало лишь то, что было непонятно, чего добиваются те, с кем предстояло работать, и насколько эти люди имеют благие намерения.
Я был в замешательстве. Серый песок — угроза для всей жизни на планете, но вместо того, чтобы искать способ избавиться от него и прекратить расширение аннигилированных зон, сильные мира сего, наоборот, пытаются за счёт них обогатиться. Меня это не на шутку разозлило, и первой мыслью, которая пришла в голову, было уничтожить лаборатории.
Но очень быстро я отбросил эту идею. Уничтожу наши лаборатории, а дальше что? Что с другими странами делать? Они ведь тоже занимаются исследованиями. В мировом масштабе этот процесс не остановить. Кроме того, если свернуть всю научную деятельность в аннигилированных областях, как тогда бороться с серым песком? Тут требовалось иное решение.
И тогда я подумал о том, что надо взять ситуацию под контроль. Как говорится: не можешь
Я набрал номер Ростислава.
— Добрый вечер, Ростислав Васильевич, — сказал я. — Прошу прощения за поздний звонок, но у меня есть крайне важная информация. Я должен поговорить с вами глазу на глаз.
Глава 9
Ростислав не спал. Он бродил по ночному особняку среди старинных картин, гипсовых статуй и антикварной мебели. Дом буквально дышал древностью, каждая вещь хранила память предков. Помещения были довольно просторные. В восемнадцатом веке, когда построили особняк, протопить их холодными зимними месяцами стоило больших усилий. По тогдашним меркам он был просто огромным, мало кто мог возвести себе столь грандиозное жилище. Даже сейчас он поражал воображение, но с отоплением, конечно, теперь было гораздо проще.
Бродя по пустой анфиладе, Ростислав зашёл в гостиную с портретами прежних новгородских князей. С полотен смотрели величественные, порой грозные люди в старинных одеждах. Некоторые были изображены по грудь, другие — в полный рост.
Висели тут портреты и последних двух князей: деда, которые погиб во время конфликта с псковским князем, и отца, убитого молодым Востряковым. Василию Борецкому на картине было шестьдесят лет: могучий человек с широкой щетиной усов смотрел осуждающе на Ростислава, словно обещая вернуться с того света и отомстить за себя.
Ростислава глодало чувство вины. Он не желал участвовать в заговоре против отца, но глава тайного приказа убедил, что Ростиславу грозит опасность, если Василий продолжит править. Старый маразматик подозревает всех и вся, того и гляди, начнёт рубить головы приближённым. А ещё он замыслил отделиться от СРК, чем неминуемо спровоцирует войну с Москвой.
Дуплову не пришлось долго убеждать Ростислава — тот и сам прекрасно видел, что творится с отцом. И всё равно Ростислав ощущал себя убийцей, ведь свершилось это с его подачи. Самое паршивое, что смерть Василия Борецкого не уберегла от раздора с Москвой. Над Новгородом нависли тучи.
Вчерашний разговор с канцлером лишь подтвердил опасения Ростислава. Канцлер выразил недовольство по поводу присутствия в Новгороде военной техники дружины. Ростислав попытался объяснить, что это — меры предосторожности, вызванные агрессией УВР, и попросил убрать с улиц бронемашины и наёмников. Канцлер же ответил, что наёмников в городе нет, а УВР всего лишь выполняет свои обязанности, и любая попытка им помешать будет расценена, как антиправительственный мятеж.
Канцлер говорил вежливо, но фразы его звучали слишком расплывчато и формально, словно Вельяминов не вникал в проблему, а просто выдавал заученные заранее ответы. Особенно нелепо выглядели претензии к присутствию на улицах города княжеских дружинников. Запрет существовал только на тяжёлую военную технику, вроде танков и самоходок, и противотанковые системы, но никак не на лёгкие бронемашины. Ростислав был уверен, что закон не нарушает.