«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке
Шрифт:
С началом военных действий выявились разногласия между тори и вигами по вопросам военной стратегии. Уже в 1702 г. определились три основных плана. Первый был выдвинут руководителями страны лордами Годольфином, фактически главным министром, и Мальборо, сыгравшим самую важную роль в войне. Эту стратегию обычно называют «вигской” (хотя самих Годольфина и Мальборо трудно безоговорочно отнести к вигам), так как ее поддержала вигская партия. Виги считали, что главный удар по Франции следовало нанести в Южных Нидерландах, а затем перенести военные действия на французскую территорию и идти на Париж. Сам Мальборо был вынужден неоднократно отстаивать эту стратегию в парламенте от нападок тори. Острые дебаты имели место в декабре 1707 г. Лорд Рочестер, припомнив слова маршала Шомберга, что воевать с Францией во Фландрии «все равно что пытаться схватить быка за рога», заявил тогда, что война здесь должна иметь позиционный характер. Мальборо протестовал против этого «непродуманного совета» и предлагал усилить гарнизоны фландрских городов, находившихся под контролем союзников. В противном случае Франция будет брать верх, и в Голландии
Два других стратегических плана отстаивали руководители тори. Лорд Рочестер и его сторонники придерживались концепции «деревянных стен» Они считали, что Англия может внести вклад в разгром Франции и в то же время упрочить свое экономическое положение благодаря использованию морского превосходства, поэтому вести войну следует на морях и в колониях. В Европе английские войска могут играть только вспомогательную роль, причем их численность не должна превышать 10 тысяч человек, контингента, установленного англо-голландским договором 1678 г. Рочестер критиковал вигскую стратегию уже в мае 1702 г., а в феврале 1703 г. вышел из состава правительства.
Третий стратегический план предлагался лордом Ноттингэмом, который в отличие от Рочестера признавал, что захват французами Южных Нидерландов мог привести к потерям в британской торговле и создать угрозу для Голландии и германских союзников. Тем не менее, он считал, что тактика в этом регионе должна носить оборонительный характер. Как и Рочестер, Нотгингэм предлагал активизировать войну в вест-индских морях, однако главный удар по врагу следовало нанести на Пиренейском и Апеннинском полуостровах. Он подразумевал ведение крупномасштабных операций в Средиземноморье, активное сотрудничество с австрийцами в Италии и опору на новых союзников – Португалию на Пиренеях и Савойю на Апеннинах. Можно согласиться с мнением Дж. Джонса, полагавшего, что на первом этапе войны, в 1702–1704 гг., английское правительство сочетало обе стратегии («вигскую» и Ноттингэма), развертывая сухопутные силы во Фландрии и направив флот в Средиземное море. После захвата Гибралтара в 1704 г. правительство отказалось от активизации войны в Средиземноморье, то есть перешло к «вигской» стратегии <44>.
Остановимся вкратце на ходе военных действий. На море британский флот явно господствовал. В сентябре 1702 г франко-испанская эскадра была разгромлена в сражении в бухте Виго у побережья Испании, хотя попытка овладеть портом Кадис в 1703 г. провалилась. В 1704 г. был захвачен Гибралтар, и в том же году в битве при Малаге союзники отстояли это завоевание. Во Фландрии и в Германии также был одержан ряд побед. В 1704 г. Мальборо одержал победу при Бленгейме. Победа при Рамильи в 1705 г. позволила очистить от французов испанские Нидерланды. В 1708 г французский маршал Вандом сумел взять Гент и Брюгге, но уже через несколько недель французы были вновь разгромлены при Ауденарде. Хотя фландрские города были освобождены, развить успех не удалось. Сражение при Мальплаке (сентябрь 1709 г.). завершившееся без явного победителя, в Англии расценили как поражение Мальборо, что способствовало распространению идеи мира. Уже после фактического выхода Англии из войны в мае 1712 г. австро-немецко-голландские войска были разгромлены маршалом Вилларом при Денене. Другим важным очагом войны был Пиренейский полуостров. После первых успехов (лорд Питерборо взял Барселону, а генерал Галвей вошел в Мадрид) последовали военные неудачи, главной из которых было поражение Галвея при Алмансе в 1707 г. Русский посол А. Матвеев сообщал канцлеру Г. И. Головкину из Лондона о впечатлении, произведенном известием о поражении: «Урок союзников при нещасливой бывшей баталии в Гишпании подтвердился здесь, и двор здешний весьма себя унывно показал, и особливе неприятны последующие ведомости, что Ара-гония и Валенсия со многой частью городов и народов… от своих городов ключи принесли» <45>. После Алмансы французский командующий герцог Бервик «запер» Карла Габсбурга в Каталонии. Ход войны в Испании и обстоятельства битвы при Алмансе стали предметом острых дискуссий в парламенте и прессе Англии.
Борьба политических партий по вопросам военной стратегии проходила в двух направлениях. Во-первых, тори обвинили правительство, что оно уделяло недостаточное внимание испанскому фронту, следовательно, виновно в неудачах союзников на Пиренеях. Во-вторых, тори обвиняли вигов в недостаточном внимании к нуждам флота и неправильном использовании его мощи. Как видим, в позиции тори нашли отражение концепции Рочестера и Нотгингэма, выдвинутые еще в начале войны. Критика стратегии и тактики вигского правительства несколько ослабла в 1704–1707 гг. под влиянием побед, достигнутых Мальборо, и усилилась после 1707 г. Еще больше борьба по этому вопросу обострилась после прихода к власти торийского правительства и в связи с подготовкой общественного мнения к выходу из войны.
После Алмансы в парламенте проходили острые споры о значении фландрского и испанского фронтов. О них сообщал в Россию Матвеев. Сам он считал, что неудачи союзников в Испании связаны с трудностями доставки туда войск и снаряжения: «Хотя королева здесь со Штатами Генеральными всевозможные вспоможения чинят и войск отсюда дополное число на помочь в Гишпанию посылать намерены, однако дальнее расстояние чрез море продолжительное, и не могут пощастится чрез горные и близкие пути. Насупротив же король французский по удобству времени и по самой близости своего королевства с Гишпанией непрерывно от себя посылает войска туды и тем множит» <46>. Напротив, тори видели в поражениях следствие неправильной политики вигов. Во время дебатов в декабре 1707 г. Мальборо сообщил, что существует договоренность с австрийским императором о посылке на Пиренеи австрийской армии под командованием принца Евгения Савойского. Единственную сложность он видел в «обычной медлительности» венского двора. В ответ Рочестер привел слова Евгения, который якобы сказал, что его солдаты скорее предпочтут, чтоб казнили по жребию каждого десятого, чем идти в Испанию <47>. Матвеев также сомневался, что этот план будет проведен в жизнь: «Цесарский двор не склоняется с мнением здешнего, чтоб принц Евгений в будущую компанию имел свою команду в Гишпании» <48>. Обе палаты парламента представили резолюции, составленные под влиянием тори.
Победа вигов на выборах 1708 г. отложила дальнейшее обсуждение войны в Испании вплоть до 1711 г., когда к власти пришли тори. В палате лордов прозвучали обвинения в адрес Питерборо и Галвея. Как заявил лорд Полетт, «нация в течение многих лет была вовлечена в дорогостоящую войну, и народ желает знать, как были использованы его деньги, почему службой в Испании пренебрегали, почему многие рассматривали свои посты там как синекуры» <49>. Питерборо сумел оправдаться. Палата лордов даже объявила ему благодарность. В своем выступлении он фактически переложил вину на правительство, заявив, что его армия испытывала постоянный недостаток в людях, деньгах, лошадях, фураже. Петиции Галвея, составленные им в свою защиту, были отвергнуты. Его действия были признаны «бесчестьем для британской нации». Одно из обвинений в адрес Галвея состояло в том, что он предоставил чрезмерную самостоятельность португальским отрядам, входившим в его корпус. Утверждения членов правительства Годольфина, Купера, Сандерленда, Мальборо, что они всегда стояли за наступательную войну в Испании, не были приняты во внимание. Мнение торийского большинства выразил лорд Полетт, возложивший вину за поражение английских войск на правительство Годольфина: «Битва при Алмансе была следствием мнения и прямых директив министерства» <50>.
После Малаги не было крупных сражений на море. Французские эскадры были «заперты» в своих портах. Поэтому французы избрали корсарскую тактику, нападая на торговые и военные корабли конфедератов, если те уступали им в силе. В ответ Англия ввела систему конвоирования торговых кораблей. Принятый в 1706 г. «Акт об увеличении числа моряков» обязывал городские магистраты заниматься розыском лиц, знакомых с морским делом и не находившихся на королевской службе. Эти и другие меры не спасали купцов от потерь. Поступившая в парламент в декабре 1707 г. петиция двухсот именитых купцов Сити сообщала о недостатке конвоев и больших потерях и положила начало дискуссиям. Тори лорд Хавершам говорил об отчаянном положении Англии и необходимости спасать «несчастный тонущий остров”. Он заявил: «Наши флот и торговля так взаимосвязаны, что их нельзя отделить. Торговля – мать и нянька моряков, моряки – жизнь флота, флот – безопасность и зашита торговли, а также богатство, сила и слава Великобритании» <51>. В результате обсуждений палатой лордов был принят документ, в котором утверждалось: купцы не находили должной помощи, конвои были слабы, и их приходилось слишком долго ждать, что вело к порче товаров и потере рынков. Ответственность возлагалась на Адмиралтейство, которое возглавлял до конца 1708 г. супруг королевы Анны принц Георг Датский. В своем ответе Адмиралтейство указывало, что морские потери Англии меньше, а потери противника больше, чем в Девятилетней войне, случаи гибели или захвата торговых судов объяснялись неопытностью их капитанов. Заявления тори не были вполне справедливыми. Очевидно, что попытки Франции прервать британскую торговлю провалились. Показатели морской торговли Англии в 1712 г. были выше, чем в 1702 г. <52>.
После прихода к власти тори обвинили своих противников в пренебрежении нуждами флота. В представлении палаты общин королеве от 31 мая 1711 г. говорилось о «разорительной и вредной» политике вигов, использовавших выделенные для него деньги на нужды сухопутных войск <53>. Факты, однако, свидетельствуют, что хотя виги и придавали первостепенное значение континенту, но не забывали и о флоте. Численность военного флота за годы правления Анны не сократилась, причем активнее всего строительство и перестройка старых кораблей в доках проходили именно до прихода тори к власти. Наибольшее число рабочих на верфях числилось в начале 1712 г., затем оно резко падает <54>. Таким образом, представление о вигах как о партии, не заботившейся о флоте, а о тори как о партии, способствовавшей его росту, выглядит упрощенным. По существу, при всех расхождениях обе партии видели в нем залог могущества своей страны.
В адрес вигов звучали также обвинения в том, что они игнорировали возможность ведения активных военных действий в испанских колониях в Америке. Вигские публицисты утверждали, что такого рода планы были попросту нереальны. Фр. Хар сравнивал проект посылки английского флота в Вест-Индию с организацией экспедиции на Луну. Он утверждал, что именно опыт войны показал правительству вигов, что ее судьбы решаются на европейском континенте. Он также ссылался на неудачу квебекской экспедиции, организованной торийским правительством в 1711 г. <55>. Английский историк адмирал Х. Ричмонд, изучивший возможности войны в Вест-Индии, считал, что альтернативы политике вигского кабинета не существовало <56>.