Права и обязанности
Шрифт:
– Акулы вообще не агрессивны, – заметил в пространство Порох. – Чем они больше, тем дальше держаться от судов. Науке известно что-то около трехсот пятидесяти видов акул. И тут не водятся действительно крупные, это вот в Тихом…
Рядом плеснуло. Порох резко оборвал монолог, обернувшись на звук. Плот что-то толкнуло снизу. Затем отплыло, вцепилось в край, и через секунду из воды вынырнула мокрая голова лохматого даже после плаванья диверсанта. В зубах он держал еще бьющую хвостом рыбину.
– Выплюнь, – строго велел ему Ковальски. –
Рико послушно выплюнул, подтянулся чуть выше, и вытряхнул из импровизированного, скрученного из майки мешка остальной улов. Большая часть добычи была еще жива, и шлепала хвостами по доскам. Одна соскользнула в зазор и сгинула в море.
– Ты что, – нахмурился Порох, наблюдая за тем, как сосредоточенно Ковальски пластает рыбу вдоль, выковыривая потроха кончиком кортика, подобранного еще на корабле, – сырой что ли собираешься…
– Спички все равно промокли. А и были бы сухие – нам нечего пустить на растопку. В конце концов, японцы это едят и ничего, долгожители вон…
– Да, но… Они же не всякую едят… Слушай, это как-то неправильно! То, что ты не нашел в ней червяков, еще не значит, что ее можно употреблять в пищу! Так нельзя!
– Льзя, – Ковальски тихонько свистнул, и, когда Рико обернулся на звук, бросил ему половину рыбины. Тот поймал в полете, сомкнув челюсти на очищенной от чешуи спине. – Разбуди Прапора. Пусть пожует, пока свежее.
– Я не стану это есть!
– Как хочешь. Но никто не знает, когда мы доберемся до берега, другой еды не будет, а силы понадобятся.
– Но она же мерзкая и склизкая!
– Я для тебя вычищу внутренности и отрежу головы, идет?
***
– Ковальски?
– М?
– Скажи, почему у нас есть плот, но нет весел?
– Потому что если ты еще раз разбудишь меня, я зарычу, как Рико.
– Рррр? – поднял голову тот.
– Все в порядке. Ты спрашиваешь, почему, Прапор? Потому что здесь сильное течение. Я хорошо помню карту, она у меня на стене висела – да и до сих пор, я думаю, висит. Бороться с ним никакого толка. Рано или поздно, оно прибьет нас к суше. В это время года большую роль сыграет ветер, но, к сожалению, карту циклонов я изучить не догадался. Положился на компьютер.
– Суша – это хорошо.
– А если там скалы?
– Что значит «если»?
– Ковальски, ты умеешь утешить, как никто…
– Скалы – это чаячьи гнезда. Материал для растопки, мясо, яйца, копящаяся в выемках дождевая вода. Лично я охотно меняю это все на разбитые локти и колени. А теперь, во имя пространства Хокинга, дайте мне поспать. Боже, Рико, ты стал такой же костлявый, как я…
– Ты просто лежишь ухом на его кобуре.
Но Ковальски их уже не слышал.
========== Часть 9 ==========
Прапор задрал голову и поглядел в небо.
– Когда я был маленьким, – произнес он задумчиво, – я как-то сказал, что хочу быть птицей.
– Да, только все равно не полетишь.
– Так есть и нелетающие птицы, Порох.
– Мне этой вашей лирики, видимо, понять не дано. К тому же, мой позывной – «тюлень», а это так далеко от птиц, как лишь возможно.
– Что ты будешь делать, когда вернешься?
– Что буду?.. – Порох задумался. – Наверное, еще раз попытаемся поймать этих браконьеров. Они, верно, ломают голову, кто на них напал, и все валят на конкурентов…
– А я наемся мороженого. Земляничного. Я его очень люблю. Самое вкусное знаешь где? В Глазго. Не знаю, почему.
– Это на тебя похоже, – вздохнул собеседник.
– Нет, ты не понимаешь! – Прапор запальчиво хлопнул себя по колену. – Это как почувствовать себя снова живым. Ради чего еще надо жить? Как раз для этого. Для того, чтобы полюбоваться закатом. Чтобы погулять по первому снегу. Порыбачить в тишине. Почувствовать вкус мороженого. Я считаю - это все очень важные вещи, Порох. Без них как бы и не живешь.
– Ну, сейчас ты можешь любоваться морскими просторами вокруг.
– В каждой ситуации надо искать что-то хорошее… ээээээ! – последний возглас относился к тому, что плот резко качнуло. Последние полчаса просидевший смирно, и обсыхавший на солнышке, Рико внезапно сиганул в воду и саженками поплыл к какой-то видимой лишь ему цели.
– И часто он так? – поинтересовался светским тоном Порох, из-под ладони козырьком наблюдая за происходящим.
– Что именно?.. – Уточнил его собеседник.
– Черт, что опять?!
– Прости, Ковальски! Но на этот раз мы ни при чем.
– Гляди-ка, возвращается. И что-то тащит…
Рико уже привычным движением втянул свое тело обратно на поддоны. Помотал головой, обдавая сидящих рядом веером брызг, и выплюнул добычу. На доски упал уже немного изъеденный соленой водой обрывок ремня. Ковальски спустил очки на кончик носа, рассматривая его, сначала не трогая, а после беря и поднося к глазам.
– Насколько могу судить, перекушен. Знаешь, Рико, ты, конечно, молодец, но…
Диверсант взрыкнул вопросительно.
– Нет, ты молодец. Все хорошо. Держи рыбку… оп! – «оп» закончился закономерно в пасти Рико. – Прапор, ты следил за небом, как я просил? Видел птиц?
– Дай мне эту штуку.
– Птицы были, я спрашиваю, Прапор?
– Дай мне этот чертов ремень!!!
– Тихо, парень. Что ты от него хочешь? Опознать?
– Да, твою налево! Это же Шкипера, да? Это его?! Дай это сюда, слышишь?! Немедленно!
– Прапор, – Ковальски тяжело вздохнул. – Это может быть чей угодно ремень. От чего угодно. Рико просто увидел свидетельство того, что люди здесь бывают.