Правда и вымысел о второй мировой войне
Шрифт:
А что же сам Чемберлен? Как видно из его частного письма от 10 сентября 1939г., премьер рассчитывал на изменение обстановки, но не военным путем. "То, на что я надеюсь,- писал он,- не победа в войне - я очень сомневаюсь в ее возможности. Это нечто иное: крушение внутреннего фронта в Германии. Для этого надо убедить немцев, что они не смогут одержать победу и США могли бы в необходимый момент помочь в этом". Интересные факты, помогающие понять, что именно английский премьер понимал под "крушением внутреннего фронта", сообщает Я. Колвин. Осенью 1939 года доверенное лицо "Интеллидженс сервис" вступило через посредство Ватикана в переговоры с представителем Канариса Н. Мюллером. Уайтхолл согласился обсудить возможность заключения мира при условии, что Гитлер будет отстранен от власти. За ходом переговоров лично следил Э. Галифакс. Дело не ограничилось обычным зондажем. Был составлен проект мирного
Подробности закулисной деятельности английской разведки, проходившей не без ведома Форин оффиса, остаются неизвестными. В официальных изданиях о ней вообще не упоминают. Однако даже то, что стало известно, показывает, что Чемберлен придавал немалое значение контактам с агентами военной оппозиции. С помощью генеральского путча против Гитлера он был не прочь изменить ход событий. Устранение одиозных фигур в нацистском руководстве, прежде всего Гитлера, должно было облегчить "мирный" сговор с Германией. Одновременно разыгрывалась и запасная партия - через де Роппа поддерживался контакт с официальным Берлином. Не в этом ли надо искать один из ответов на вопрос о причинах пассивности Лондона, причинах "странной войны"?
Надо сказать, что Гитлер учитывал настроения Лондона. Первый раз, в начале октября 1939 года, а затем через посредство заместителя государственного секретаря США С. Уэллеса в феврале - марте 1940 года он пытался добиться признания своего господства в Европе. Эти попытки потерпели неудачу во многом потому, что в Лондоне и Париже поняли, что такой мир, а по сути дела лишь перемирие, не может быть приемлем.
Сама стратегия западных держав, вернее ее почти полное отсутствие, лишний раз подтверждает, что "странная война" - явление далеко не случайное. В большой политической игре, которая велась Лондоном и Парижем, судьбы малых народов и государств, как это наглядно видно на примерах Чехословакии и Польши, служили лишь разменной монетой.
Характерно, что английские историки предпочитают не вспоминать, что уже летом 1939 года, еще до начала военных переговоров в Москве, правительства Англии и Франции отказались от подготовки каких-либо наступательных операций против Германии. "Я познакомился с французскими планами,- записал 11 июля 1939г. в своем дневнике генерал Е. Айронсайд, назначенный с началом войны начальником английского генерального штаба,- и единственным, что утешает, является то, что в них нет ничего опрометчивого относительно наступления против линии Зигфрида... Французы считают, что Гитлер сначала пойдет на Восток". Еще через несколько дней, обсуждая возможный ход военных действий в Европе, Айронсайд и военный министр Англии Хор-Белиша пришли к выводу, что западные державы ничем не смогут помочь, если Германия нападет на Польшу. "Мы считаем,- писал об этом генерал,- что поляки будут разбиты и немцы подчинят Румынию и Черное море. Мы не сможем абсолютно ничего сделать, чтобы остановить их" [9].
"Дневники Айронсайда", опубликованные в 1963 году, подтвердили вывод, который вытекал из материалов второго тома "Большой стратегии": задолго до начала войны Англия и Франция определили свою стратегию как чисто оборонительную; судьба Польши была заранее списана со счета. Выходит, что, подписывая 25 августа 1939г. англо-польский договор о взаимопомощи, правительство Чемберлена действовало цинично и фарисейски; для него было ясно, что никакой помощи Польше оказано не будет. Договор был пустой бумажкой, предназначенной для обмана общественного мнения.
Но, может быть, когда война началась, Лондон и Париж выработали "большую стратегию" разгрома гитлеровской Германии? Ничуть не бывало. "У нас вообще нет военной политики,- не без сожаления писал в дневнике 28
– Не существует каких-либо комбинированных планов использования флота, армии, авиации. Хотя военный кабинет претендует на разработку комбинированной стратегии, планы им еще не составлены" [10].
Таким образом, английская стратегия являлась стратегией глухой обороны, выжидания. Упор делался на "экономическое воздействие", которым, конечно, выиграть войну было нельзя. "Англия..,- справедливо заключает советский военный историк Л. М. Проэктор,- усматривала до поры до времени в лице Германии опасного промышленного и торгового конкурента, которого необходимо ослабить. Одновременно господствующие круги Англии надеялись, что французских армий и британского флота достаточно, чтобы обеспечить безопасность своего острова" Добавим, что в этой обстановке они ждали "крушения внутреннего фронта", удобного момента для сговора с Германией.
Странная тишина царила на франко-германской границе, "линии Мажино". За первые четыре месяца войны, отмечает Э. Холт, англичане потеряли во Франции лишь 15 человек. По словам А. Тейлора, первый английский солдат был убит 13 декабря 1939г. Но, может быть, в воздухе, наконец, разгорелась борьба? Нет. Ни английская, ни французская авиация даже не пытались бомбить военные и промышленные объекты Германии. Вплоть до 9 мая 1940г., когда началось немецкое вторжение в Голландию и Бельгию, для налетов на объекты Рура требовалось, например, специальное разрешение кабинета. И только после 14 мая, когда люфтваффе подвергла варварской бомбардировке беззащитный Роттердам, запрет был снят [12].
Общую обстановку, сложившуюся к весне 1940 года, неплохо передает Б. Монтгомери, в то время командир второго корпуса английских экспедиционных сил во Франции. Он пишет: "Франция и Англия бездействовали, пока германские армии продвигались на запад, несомненно для того, чтобы атаковать нас. Затем мы терпеливо ждали, когда на нас нападут, и в течение всего этого времени лишь изредка бомбили Германию листовками". "Если это и была война,- заключает Монтгомери,- то я не могу ее понять" [13].
Но было бы совершенно неправильным думать, что военные ведомства Англии и Франции бездействовали в течение "странной войны". Нет, они развили кипучую деятельность. Только она была направлена не на разгром фашистской Германии, а на подготовку антисоветских планов и авантюр.
С началом второй мировой войны англо-советские отношения заметно обострились.
Буржуазная историография Англии весьма тенденциозно освещает этот вопрос, замалчивая как тот факт, что правящие круги Англии занимали позицию, крайне враждебную в отношении оборонительных мер СССР, так и подготовку прямого вмешательства Лондона и Парижа в советско-финскую войну 1939-1940 годов.
Необоснованные обвинения в адрес Советского государства выдвигаются ею в связи с освободительным походом Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину. "Россия... открыла перед Гитлером зеленый свет и позволила ему продолжить войну",- утверждает Р. Маккаллум. Не гитлеровское нашествие, а выступление Советского Союза 17 сентября 1939г., заявляет Э. Холт, "решило судьбу Польши". О "разделе Польши" между Германией и Советским Союзом пишет А. Тойнби [14]. Авторы этих и подобных им высказываний не оригинальны. Они лишь следуют официозной версии о "советской агрессии", пущенной в оборот реакционными кругами Запада еще в 1939 году. Более 30 лет эта версия дезориентирует общественное мнение, отвлекая его внимание от той неприглядной политики, которую Лондон и Париж проводили в отношении как польского государства, так и Советского Союза.
Однако оговорки, которые иногда выдвигаются, показывают, что в английской историографии и по этому вопросу нет единодушия. Так, например, некоторые авторы признают, что действия Красной Армии, выступившей 17 сентября 1939г. навстречу фашистскому вермахту, были необходимы и имели большую стратегическую ценность, в частности для Англии. Как известно, первым на этот факт указал не кто иной, как У. Черчилль. "...Русские,- писал он 25 сентября 1939г. в записке для кабинета министров,- мобилизовали большие силы и показали свою способность продвигаться быстро и далеко... Они теперь граничат с Германией и ей нельзя обнажать восточный фронт... Восточный фронт таким образом потенциально существует". Делая этот вывод, Черчилль, конечно, исходил из интересов английского империализма. Да и трудно представить, чтобы было иначе. Однако его мнение не совпадало со взглядами Чемберлена и Галифакса. Ведь именно в сентябрьские дни 1939 года, как отмечает Л. Вудвард, английское правительство рассматривало вопрос, "должно ли оно объявить войну СССР или нет" [15].