Правда, которую мы сжигаем
Шрифт:
Волна силы омывает мои кости. Я заставлю его увидеть правду, правду, которая всегда была прямо перед ним. Что он наказывал себя за вещи, в которых не был виноват, чтобы справиться с причиняемой ими болью.
Вместо того, чтобы обвинять мир, как и все мы, Рук всегда выбирал себя.
— Бля, — говорит он, опуская голову, так что он смотрит на меня.
Его грудь постоянно расширяется и опускается. Я вижу глубоко укоренившуюся в нем хрупкость, о которой я всегда знала. Ту самую, которую он так отчаянно пытается задушить и морить голодом, пока она не умрет.
И дело в том, что я бы позволила ему.
Я разрезала себе пальцы, пока ладони не стали мокрыми, просто чтобы собрать осколки. Просто чтобы я могла помочь ему собрать все обратно. Я сделаю для него все, даже если это будет означать причинение вреда себе.
Он был моим богом огня.
И я живу, чтобы гореть для него.
— Хочешь продолжения, Рук? — я поднимаю бровь, опасно приближаясь к кончику его члена.
Я чувствую, как он дергается.
— Да, детка, пожалуйста. Мне нужно… — он задыхается от стона, от которого вибрирует все его тело. — Пожалуйста, позволь мне.
— Позволю, — бормочу я, — Я хочу, чтобы ты кончил, малыш. Просто скажи мне правду. Скажи мне, что ты знаешь.
Всю мою жизнь эта сокрушительная тяжесть одиночества давила на мою душу. Вынося годы одиночества, хотя я была окружена людьми. Бремя одиночества, когда я могу полагаться только на себя, так долго удерживало меня под водой.
Я почти забыла, каково это дышать.
Такова была сила одиночества на человеке. Это заставляет тебя так отчаянно нуждаться в человеческом контакте, в душе, за которую можно цепляться.
И здесь, с ним, я знаю, как дышать. Впервые я знаю, что значит быть желанной. Все, что я хочу сделать, это вдохнуть его. Вдохнуть в легкие только его, пока это все, что останется.
— Это… — он скрипит зубами, — Я знаю, что это не моя вина. Я знаю, что ни в чем не виноват.
— Хороший, хороший мальчик, — я мурлычу, немного ухмыляясь словам, которые я употребила, возвращая рот к его стволу.
Я двигаю рукой вверх и вниз, концентрируясь на кончике, вращая языком. Его хватка на моем затылке усиливается, и я чувствую, как его бедра поднимаются в мой рот, заставляя себя протискиваться к моему горлу.
Мы снова находим наш ритм, и вскоре он громко стонет мое имя, а я глотаю все, что он дает. Слегка соленый вкус проникает в мое горло, не успокаивая мою жажду к нему.
Я отстраняюсь, тяжело дыша, и вытираю слюну со рта тыльной стороной ладони, падая на заднюю часть ног. Наблюдая за тем, как он успокаивается с момента кульминации.
Жар пронзает мое сердце, когда он смотрит мне в глаза, левая сторона его рта слегка приподнимается.
— Моя очередь, но, как ты сказала, — говорит он, — Тебе придется довериться мне.
Он стоит в полный рост; полотенце падает на пол, и я смотрю на него, любуясь изгибами его тела. Когда он тянется ко мне, я позволяю ему помочь мне подняться с пола. Только для того, чтобы Рук развернул меня и прижал к кровати,
Я чувствую, как его пальцы скользят по моему позвоночнику сквозь ткань рубашки. Мое лицо гоняется за прохладной тканью одеяла, нуждаясь в облегчении от жара, который течет по моим венам.
— Сними штаны. Мне нужно кое-что захватить, но оставь трусики. Я хочу сам снять их с тебя, — бормочет он, оставляя поцелуй на моем затылке, прежде чем пойти в ванную.
— Ты собираешь коллекцию моего нижнего белья, Ван Дорен? — спрашиваю я, имея в виду пару пропавших без вести трусиков из театра, высвобождаясь из штанов и отшвыривая их через всю комнату, когда они спадают с ног.
— Может быть.
Мне нравилась мысль, что он так же одержим мной, как я им. Я хотел, чтобы мы ели, спали и дышали друг другом. Пара, которая по своей сути стала раздражать тем, как мы были без ума друг от друга.
Я хотела быть стыдливо влюбленной в него всю оставшуюся жизнь.
Когда он возвращается, я нахожусь в том же положении, в котором он меня оставил. Свисаю с края кровати, моя задница в воздухе к нему.
Его рука скользит по моей бедренной кости, притягивая меня ближе к его телу. Его пальцы играют с материалом моих трусиков, прежде чем стянуть их.
— Ты доверяешь мне, Сэйдж? — он спрашивает, басы его голоса бьют аккорд глубоко внутри меня.
— Всегда, — бормочу я, нуждаясь в нем так же, как и в человеке.
— Хорошо, — его рука скользит по внутренней части моего бедра, заставляя меня шире раздвинуть ноги для него, — Потому что то, что я собираюсь сделать, будет чуть-чуть не приятным. Но потом все узнают, что ты моя. Пондероз Спрингс, судьба, не будет вопроса о том, кому ты принадлежишь, ЛТ.
Мой разум мечется, пытаясь понять, что это значит, но внезапно все становится пустым. Потому что удовольствие вылизывает мой мозг начисто, когда его пальцы проникают между моих ног.
Он раздвигает мои губы пальцами, а их кончики осторожно обводят мой клитор, преднамеренно, но мягко. Я стону, вращая бедрами от его прикосновения, призывая его дать мне больше. Я так нуждаюсь. Я хотела его так сильно, что могла плакать. Нужно заполнить, пока не останется ничего, кроме Рука.
Я позволяю ему играть со мной, дразнить меня, разбрызгивая мои соки, пока я не превращаюсь в неряшливую кашу. Все мое ядро находится на грани, мне нужен всего лишь небольшой толчок, чтобы я мог погрузиться в омут электрической эйфории.
— Рук, пожалуйста, — умоляю я дрожащим голосом.
— Я знаю, детка, я знаю.
Именно тогда он вводит два пальца внутрь меня, и мои стенки мгновенно сжимаются вокруг него. Вторжение приветствуется, когда я прижимаюсь к нему бедрами, порывисто и отчаянно.
Мои ногти вдавливаются в простыню подо мной — дыхание застряло в легких. Нет такого ощущения. Нет ощущения, как он.
Мое тело дрожит, когда Рук входит и выходит из меня, нанося удары только в то место, на которое способен только он. Разум, тело, душа, все это было отправлено в перегрузку.