Правда, которую мы сжигаем
Шрифт:
— Ты так сильно сжимаешь меня, хотел бы я почувствовать это на своем члене, детка, — он рычит. — Ты скоро кончишь, не так ли? Да, я чувствую, как ты становишься мокрее, твои бедра качаются быстрее, ты так близко.
Я стону, долго и отрывисто
— Да, Рук. Черт возьми, да.
Мое сердце могло бы сдаться в спешке этого.
Я так близко, прямо здесь, когда он убирает пальцы. Я думаю, что это его способ отплатить за то, что я сделала ему раньше, но вместо этого я чувствую его губы на своем ухе.
— Помни, будет больно только несколько мгновений, а потом ты будешь моей навсегда, —
Вот когда я это чувствую.
Сильная внезапная вспышка жара обжигает кожу на задней части моего бедра. Я издала гортанный крик, уткнувшись лицом в матрас, пока он удерживал тепло моего тела, прежде чем убрать его, когда закончил.
Холодный воздух усиливает ожог. Он чем-то помечал меня, но я чувствовала это всей душой.
Как только боль стала слишком сильной, его пальцы вернулись к моему телу. Погружаясь глубоко в мой канал, где они продолжались в том же темпе, что и раньше. Его палец несколько раз задирает мою точку G, пока я снова не нахожусь на грани.
Словно чертова магия, он выманивает мой оргазм из моего тела.
— Кончай всеми моими пальцами, детка. Будь моей хорошей девочкой, будь хорошей для меня, — шепчет он, толкаясь внутри меня сильнее, пока мои ноги не трясутся.
Все кажется таким сильным.
Жало прямо контрастирует с волнами блаженного удовольствия, которые вибрируют в моем теле. Я не могу сосредоточиться на одном или другом из-за того, как хорошо они сочетаются друг с другом. Вот кем Рук, и я всегда были.
Постоянная смесь боли и удовольствия. У нас никогда не было бы одного без другого, потому что без боли мы бы никогда не поняли, насколько хорошо ощущается блаженство.
— Вот так, милая, вот так. Пережди это, — его голос щекочет меня, когда он зарывается лицом в мою шею, осыпая кожу теплыми поцелуями.
Последствия моего оргазма заставляют меня дрожать, и я чувствую острую боль от того, что он сделал. Мое тело и душа были настолько истощены, что это даже не имело значения.
Я чувствую, как он на мгновение покидает мое тело, чтобы вернуться через несколько секунд. Я чувствую, как холодная тряпка прижимается к моей коже, заставляя меня шипеть.
— Черт, как больно, — бормочу я, поворачиваясь к нему через плечо полуприкрытыми глазами, — Что ты со мной сделал?
Он смотрит на свою работу, и что-то вроде гордости плывет в его глазах. Затем он берет кусок сломанной Zippo. Это просто латунная крышка зажигалки, и я вижу его инициалы, выгравированные на ней.
— Большинство людей назвало бы это брендом, — бормочет он, — Но это нечто большее.
Что-то вцепилось мне в грудь и зажгло мое сердце. Любовь, которую я испытываю к нему, съедает меня заживо изнутри.
— Это мы.
Наши взгляды встречаются, и, хотя я чуть не потеряла сознание от истощения, я не упускаю из виду, как вспыхивает огонь в его глазах, устойчивое пламя внутри них снова горит.
Зажжен и готов гореть вечность.
— Да, детка. Это мы.
Рук,
Если
Я только одно предложение в этом, и это уже сочно. Я даже не хотел оставлять записку. Я полагал, что мое самоубийство будет довольно простым.
Я несчастен без нее, и знание того, что ее убийца в земле, что-то успокоило меня, но этого недостаточно.
Я не оставил записку ни для кого, кроме тебя, и я должен сказать тебе, почему.
Во-первых, ты единственный, кто действительно нравится моим родителям. Они бы никогда не сказали этого вслух, потому что любят и поддерживают мой выбор в дружбе. Мой папа до сих пор не простил Алистера за то, что он пробил дыру в гипсокартоне, а Тэтчер доводит маму до мурашек (ее слова, не мои).
Но ты им нравишься, и я знаю, что, когда меня не станет, ты будешь рядом с ними. Я хочу, чтобы ты напомнил им, что они все сделали правильно.
Они подарили мне любовь. Дом. Жизнь.
Они сделали все, что могли, чтобы помочь мне с моей шизофренией, и я благодарен за это. Скажи им, что я люблю их, и это решение не было эгоистичным.
Я искренне верю, что они будут процветать без меня. После того, как они будут оплакивать меня и начнут отпускать, они почувствуют, что тяжесть моей душевной болезни спала. Никаких больше врачей, никаких запланированных лекарств или постоянного беспокойства. Они будут свободны.
Так же, как я.
Тебе не обязательно, но я знаю, что ты будешь следить за Леви и Калебом. Просто следи за тем, чтобы они не слишком влезали в дерьмо, а если попадут, научи их, как не попасться в следующий раз.
Тэтчер и Алистер не получили письма, потому что знали, что это произойдет, и я думаю, что они уже подготовились к этому.
Ты пробовал все, чтобы отказаться от этой мысли. Чтобы предотвратить это.
Они не получили письма, потому что, хотя они будут горевать и страдать из-за моей утраты, они не будут винить себя.
Не так, как ты.
Так вот почему это должен был быть ты, потому что я хочу, хочу, чтобы ты знал, что это не твоя вина.
Не по твоей вине у меня была шизофрения, не по твоей вине Роза умерла, и я знаю, что ты будешь бороться с этим, но ты ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.