Правда, которую мы сжигаем
Шрифт:
Суровыми.
Злыми.
Завидуют тем, кто способен восстановить себя без горьких осколков стекла от травмы.
Входная дверь открывается, ветер развевает ее темно-русые волосы, которые на несколько тонов темнее моих от краски для волос, за ее плечами. Ее улыбка осветила бы целую комнату, если бы можно было преобразовать ее в электричество, и это должно радовать меня.
Но не радует.
— Ха, — говорю я, скрещивая руки перед грудью. — Я думала, мусор выносят только по вторникам.
Глаза Розмари поднимаются и находят
— Оставь свои стервозные замечания для своих друзей. — она натягивает капюшон и идет на кухню, чтобы избежать меня, но я следую за ней.
Я знаю, что должна уйти, пока не наговорила чего-нибудь похуже, но не могу себя остановить.
— Забавно. Этот шизик учит тебя быть стойкой, или ты просто чувствуешь себя сегодня дерзкой?
— Не называй его так, — говорит она, захлопывая дверцу холодильника. — Что у тебя вообще за проблема с ними? Они никогда тебя не трогали!
Мой язык становится быстрым, острым, смертоносным в считанные мгновения.
В чем моя проблема? Моя проблема?
— Они отбросы, Роуз. Из-за них наша семья выглядит грязной! — кричу я в ответ.
— Неужели мама настолько засунула руку в твою костлявую задницу, что теперь использует тебя как марионетку? Знаешь, если бы я не знала тебя лучше, я бы сказала, что ты ревнуешь.
— Ревную? Я? К чему? Твоей банде психически неуравновешенных засранцев? Да ладно, — защищаюсь я.
К чему мне ревновать? У меня есть все, что только можно себе представить.
— Ревнуешь, что у меня есть настоящие друзья. Настоящие отношения. В то время как ты проводишь свои дни с фальшивыми парнями и занудами, которые воткнут тебе нож в спину, как только ты обернешься. И все потому, что ты слишком боишься расстроить дорогую мамочку! — огрызается она, качая головой.
— Знаешь, может быть, у меня не было бы проблем, если бы ты перестала расставлять ноги перед уродами из Пондероз Спрингс. Боже, разве ты не видишь, как люди смотрят на тебя? Ты ходячий объект для карнавала! — усмехаюсь я.
Она вздрагивает, отшатывается, как будто я ударила ее по лицу, печаль наполняет ее глаза. Я говорю себе, что она заслуживает такой боли, как я. Вот я тону каждую секунду, проживая эту жизнь, а ей нет до этого дела. Несколько грубых слов не убьют ее.
Роуз подходит ко мне ближе.
— Нет, это твоя проблема, Сэйдж. Может быть, если бы ты перестала заботиться о том, что люди думают о тебе, ты бы не была такой несчастной сукой, — проходя прямо через меня, она задевает меня плечом, когда проходит мимо.
Она бросает меня там, выходя из себя, мое сердце ноет в груди. Я прижимаюсь к стене, мои ноги, кажется, могут подкоситься, но я не даю им этого сделать.
Ледяная вода находится прямо перед моим носом, и я стараюсь не дать ей просочиться в рот. Я отказываюсь делать это прямо сейчас.
Я
Я повторяю снова и снова:
Я — Сэйдж Донахью.
У меня есть все.
Я не утону.
Я выживу.
— У тебя плохой прицел, — Сайлас смотрит на меня, пока дым валит из кончика Swisher Sweets 8(прим. пер. бренд сигар) с тропическим вкусом.
Я прикладываю обертку к губам, направляя пейнтбольный пистолет на табло футбольной команды. Мы лежим в нескольких футах от него, асфальт прожигает сквозь джинсы, практически обжигая мою задницу.
— Я сказал «да» вандализму. Я никогда не говорил, что буду хорош в этом, — я затягиваюсь, позволяя пахучему дыму проникнуть в мои легкие, давая мне тот приятный кайф, в котором я нуждаюсь время от времени.
Дело не в том, чтобы что-то заглушить, а в том, чтобы поумерить свой пыл. На несколько часов зуд в ладонях утоляется настолько, что позволяет мне прожить день, не подорвав кого-нибудь.
Вижу, как парень ведет себя как придурок или просто идет по улице с высокомерной ухмылкой на лице, и все, о чем я могу думать, это о том, чтобы он сделал, если бы его окутало пламя, и он тонул в бензине. Для меня это нормально. Странно, что никто больше так не думает.
Травка удерживает меня от убийств.
К тому же, она заполняет пустоту на некоторое время. Из-за дыма я меньше чувствую пустоту.
Я пускаю на доску лаймово-зеленые пейнтбольные шарики, создавая еще больший беспорядок. Под желто-зеленой краской едва видно, что находится под ней, а поскольку футбол уже в предсезонке, они не будут этому рады.
— Это немного похоже на обряд посвящения, не так ли? Последний выход футбольной команды, — говорю я, слегка покашливая, в голове светло, а тело гудит от понимания. Теплый летний воздух начинает становиться холоднее с каждым днем приближения осени. — Я чертовски ненавижу это место, чувак, но это последний год, когда мы все вместе. Всего последний год.
Сайлас держится отстраненно, не проявляя эмоций, но не потому, что у него их нет, а потому, что ему не нравится их выражать. Он очень редко реагирует на вещи, на которые реагируют нормальные люди, и, хотя я знаю, что он любит Роуз и заботится о нас, понимаю, что отношения для него сложны.