Правда о любви

Лоуренс Стефани

– Совершенно уверена. Сэр Харви и леди Энтуистл, несомненно, их узнают.

Сэр Годфри помедлил, пристально глядя на девушку, и снова положил часы в карман.

– Жаль, что это было так давно, но прошу, освежите мою память: вы проводили его до конюшен и расстались там?

– Нет! – отрезала Жаклин, вскинув подбородок. Джерард почувствовал, как ее пальцы вцепились ему в рукав. – Я немного проводила его по тропинке, и мы попрощались у входа в сад Геркулеса. Томас пошел дальше, а я вернулась в дом.

Сэр Годфри глянул на лорда Трегоннинга,

потом на Жаклин. Во взгляде промелькнуло нечто, подозрительно напоминавшее жалость.

– Значит, вы были последней, кто видел его живым.

Пальцы Жаклин дрогнули, но подбородок оставался выcoкo поднятым, а лицо бесстрастным.

– Да.

– Что же, пока мы закончим на этом, – с тяжелым вздохом объявил сэр Годфри. – Я поговорю с Энтуистлами и дам им знать. Разумеется, это какие-то цыгане или бродяги. Нет смысла начинать расследование: ничто не вернет беднягу Энтуистла к жизни.

Лицо лорда Трегоннинга оставалось суровым и замкнутым.

– Как пожелаете, – глухо обронил он и, ни на кого не глядя, сухо поклонился сэру Годфри и проводил его до двери.

Ничего не понимающий Барнаби с раскрытым от изумления ртом вытаращился на Джерарда, а затем взглянул на Жаклин. Прежде чем Джерард успел остановить его, Барнаби догнал мужчин и коснулся плеча сэра Годфри.

– Сэр Годфри, насчет обстоятельств смерти Томаса ...

Сэр Годфри остановился и свирепо уставился на Барнаби.

– Не думаю, что нам нужно углубляться в эти дебри, сэр. Вряд ли есть нужда напоминать, что вы здесь только гость. Нет особой необходимости создавать ненужную суматоху ... Понимаю, обстоятельства крайне печальные. Но сделать уже ничего нельзя.

И с этим окончательным приговором сэр Годфри коротко кивнул и удалился вместе с лордом Трегоннингом.

Барнаби потрясенно смотрел им вслед. Дождавшись, пока закроется дверь, он обернулся и оскорбленно прошипел:

– Этот хам вел себя так, словно это вы, Жаклин, убили Томаса. Как ему это в голову взбрело?!

Джерард ощутил, как напряжение покидает девушку. Беспомощно пожав плечами, она почти рухнула на диван. Он помог ей сесть поудобнее.

– Видишь ли, – холодно отрезал он, – слишком много людей в округе уверены, будто Жаклин убила свою мать. Так почему бы и не Томаса? Заодно, так сказать.

– Что?! – ахнул Барнаби, явно не веря собственным ушам. – Но это абсурд! Чушь! Чепуха! Вы физически не могли убить свою мать.

Джерард на мгновение закрыл глаза и поблагодарил богов за Барнаби. Подняв ресницы, он увидел, как краски возвращаются на лицо Жаклин. Он застиг ее врасплох, когда объявил о ее невинности, но когда кто-то, совершенно посторонний, подтвердил это... она была абсолютно сбита с толку.

Джерард сам задал вопрос, который, по-видимому, вертелся у нее в голове:

– Почему ты считаешь ... что это абсурд? Почему Жаклин не могла убить свою мать?

Барнаби снова вытаращился на него.

– Интересно, ты внимательно осматривал балюстраду на террасе?

– Обычные каменные перила. Ничего особенного.

– Именно

обычные. Верх из сплошного камня, десяти дюймов шириной. Мужчине доходят до пояса, женщине среднего роста – почти по грудь. Насколько я понимаю, леди Трегоннинг была женщиной именно среднего роста? Так вот, – Барнаби поклонился Жаклин, – женщина среднего роста, как вы, мисс Трегоннинг, не может толкнуть или перевалить другую женщину среднего роста, да еще наверняка большего веса, через такой высокий и широкий барьер. В противном случае это означало бы совершить невозможное.

Он снова обернулся к Жаклин; в широко раскрытых глазах появилось нечто вроде потрясенного понимания.

– Поймите, вы не могли убить свою мать, физически не могли. Ее пришлось поднять над перилами, а потом толкнуть или, скорее всего, сбросить вниз. У вас просто не хватило бы сил проделать такое в одиночку, – докончил он торжествующе, и, поколебавшись, спросил: – Они действительно уверены, что вы это сделали?

На этот раз ответила Миллисент:

– Совершенно уверены.

Ей пришлось коротко объяснить опешившему Барнаби, как обстояли дела в день гибели Мирибель Трегоннинг.

– Поэтому они вбили себе в головы, что это Жаклин, – фыркнула она. – Я просто представить не могла подобной ситуации, но к тому времени, когда узнала об этом, было уже поздно. Вся округа считает это хоть и недоказанным, но фактом.

– Но недоказанные факты вообще не могут считаться фактами! – возмутился Барнаби.

Учитывая его веру в силу логической дедукции как верного средства для решения любого преступления, Барнаби считал веру в чью-то вину без отсутствия точных доказательств чем-то вроде ереси. Джерард молча слушал, как Барнаби задает вопрос за вопросом, а Миллисент подробно отвечает. Вскоре перед ними стала вырисовываться картина того, каким образом в умах соседей укоренилась уверенность, что именно Жаклин – убийца матери.

Все начиналось пугающе просто, но итог был убийственным. И не только. Исправить что-либо было почти невозможно.

Жаклин ничего не говорила, но, казалось, внимательно прислушивалась, хотя Джерард не был в этом уверен. Тредл принес поднос, и Миллисент разлила чай. Жаклин взяла чашку и поднесла к губам. Барнаби и Миллисент продолжали разговор, обсуждая, как лучше справиться с ситуацией. Ничего нового они не могли предложить. Ничего такого, о чем бы она уже не успела подумать.

Джерард молча наблюдал, как она все глубже уходит в свои раздумья.

Бедняжка только сейчас обнаружила, что молодого человека, к которому она была неравнодушна и который был неравнодушен к ней, зверски убили. И хотя Жаклин не смотрела на Джерарда, он прекрасно понимал, что она сейчас испытывает.

Скорбь ... и еще слишком много эмоций, которые сложно различить. Часть его души, принадлежавшая учтивому джентльмену, отвергала всякое вмешательство в ее скорбь. Другая – та, что относилась к творческой натуре, отмечала и запоминала; просто мужчина жаждал схватить ее в объятия, утешить и ободрить.