Правда
Шрифт:
Он продемонстрировал морковку. Та была ну очень интересной формы. А Уильям приобрел ну очень интересный цвет.
– Это очень странная морковка, – сказала Сахарисса, смерив ее критическим взглядом. – Вам так не кажется, господин де Словв?
– Э… Э… так ты все-таки сходишь в Университет? А я пока пообщаюсь с этим… господином, – выдавил Уильям, когда почувствовал, что снова может говорить.
– Моя жена хохотала до упаду!
– Повезло вам с женой, сэр, – скорбно сказал Уильям.
– Жалко, что на ваших листках картинки нельзя печатать, да?
– Жалко, но у меня и так уже достаточно проблем, – сказал Уильям, открывая блокнот.
Разобравшись
– Насос опять замерз, – объяснил Доброгор. – Не можем разводить краску. Старый Сыр говорит, тут где-то раньше был колодец…
Снизу послышался крик. Пара гномов спустилась по лестнице.
– Господин Доброгор, вы можете придумать хоть одну причину, по которой мне стоит напечатать вот это в листке? – сказал Уильям и передал ему отчет Сахариссы о встрече Клуба Выпечки и Флористики. – Оно какое-то… скучноватое.
Гном прочитал отчет.
– Я вижу семьдесят три причины, – сказал он. – Потому что здесь семьдесят три имени. Думаю, людям понравится видеть свои имена в листке.
– А что насчет голого мужчины?
– Ага… жалко, что она его имени не узнала.
Внизу снова закричали.
– Может, посмотрим, что там? – предложил Доброгор.
Уильяма совершенно не удивило, что подвальчик под сараем был построен лучше, чем сам сарай. Почти в любом доме Анк-Морпорка был подвал, в прошлом служивший первым, а то и вторым или третьим этажом древнего здания, построенного в эпоху одной из городских империй, когда люди думали, что будущее продлится вечно. А потом река выходила из берегов и приносила с собой ил, и стены росли еще выше, так что к нынешним временам Анк-Морпорк уже стоял в основном на Анк-Морпорке. Поговаривали, что человек с киркой и хорошим чувством направления может под землей пройти город из конца в конец, всего лишь пробивая дыры в стенах.
У одной стены были свалены ржавые жестянки и доски, до того гнилые, что рвались как бумага. А в середине этой стены была замурованная дверь, и не такие уж старые кирпичи, которыми ее заложили, уже выглядели ветхими и раскрошившимися в сравнении с окружавшим их древним камнем.
– Что за этой дверью? – спросил Боддони.
– Наверное, старая улица, – предположил Уильям.
– У улицы есть подвал? И что она там хранит?
– О, когда городские районы сильно затапливает при наводнении, народ просто надстраивает дома, – объяснил Уильям. – Когда-то эта комната была на первом этаже, понимаете? В ней просто замуровали двери и окна и построили сверху новый этаж. Говорят, что в городе есть места, где под землей шесть или семь этажей. В основном забитых грязью. И это я еще выражения тщательно подбираю…
– Мне сказали найти такого господина Уильяма де Словва, – пророкотал кто-то над их головами.
Огромный тролль навис над люком, заслоняя свет.
– Это я, – отозвался Уильям.
– Патриций готов тебя принять.
– Но у меня не назначена встреча с лордом Витинари!
– Ты прям удивишься, – сказал тролль, – когда узнаешь, как много народу не в курсах, что у них встреча с патрицием. Так что давай пошевеливайся. Я б на твоем месте пошевеливался.
В кабинете не было никаких звуков, кроме тиканья часов. Уильям опасливо наблюдал за тем, как забывший, похоже, о его присутствии лорд Витинари перечитывает «Анк-Морпоркскую Правду».
– Крайне… любопытный документ, – неожиданно сказал патриций, отложив ее в сторону. – Но я вынужден спросить… Зачем?
– Это просто мое новостное письмо, – сказал Уильям, – только побольше. Э… народу нравится знать, что происходит.
– Какому народу?
– Да… любому, в общем-то.
– Правда? И эти народы вам сами в этом признались?
Уильям сглотнул.
– Э-э… нет. Но вы же знаете, что я уже давно рассылаю такие письма…
– Различным иностранным дворянам и тому подобным людям, – кивнул Витинари. – Людям, которым нужно знать, что происходит. Потому что это знание – часть их профессии. Но вы же продаете эти листки прохожим на улице, верно?
– Ну, да, сэр.
– Интересно. Скажите, можете ли вы представить себе государство в виде, скажем, старой гребной галеры? Из тех, у которых в трюме были ряды гребцов, а кормчий и все прочие находились на палубе? Безусловно, все эти люди заинтересованы в том, чтобы судно не перевернулось, но подумайте вот о чем: возможно, гребцам не обязательно знать о каждой отмели, которую они обогнули, о каждом столкновении, которого они избежали. Это их только растревожит и собьет с ритма. Гребцам нужно знать только одно – как грести, хмм?
– И еще – что у них хороший кормчий, – добавил Уильям. Он не смог удержать эту фразу. Она сказала себя сама. И, очутившись на воле, повисла в воздухе.
Лорд Витинари устремил на него пристальный взгляд, продержавшийся на несколько секунд дольше необходимого. А потом на его лице мгновенно расцвела широкая улыбка.
– Безусловно. Это они знать должны, должны обязательно. Сейчас, в конце концов, эпоха слов. Значит, в таверне ранили пятьдесят шесть человек, да? Поразительно. Какими еще новостями вы нас удивите, сэр?
– Н-ну, э… сейчас очень холодно…
– Правда? Неужели? Кто бы мог подумать!
Крошечный айсберг врезался в стенку чернильницы, стоявшей на столе лорда Витинари.
– Да, и еще вчера вечером на встрече какого-то кулинарного клуба произошла… стычка…
– Стычка, да?
– Хотя, наверное, скорее потасовка 4 . И еще один человек вырастил забавную морковку.
– Превосходно. И какой она формы?
– Весьма… затейливой, сэр.
– Могу ли я дать вам один совет, господин де Словв?
4
Слова подобны рыбам, в том плане, что некоторые из них способны выжить только в своего рода рифах, где их причудливые очертания и значения защищены от сумятицы открытого моря. «Потасовка» и «стычка» обитают лишь на страницах определенных изданий (точно так же, как «напитки» встречаются лишь в определенных меню). В нормальном разговоре вы их не услышите.
– Разумеется, сэр.
– Будьте осторожны. Народу нравится, когда вы говорите ему то, что он уже знает. Не забывайте об этом. Он нервничает, когда ему рассказываешь о чем-то новом. Новое… ну, новое – это не то, чего он ожидает. Ему нравится знать, что, например, собака укусила человека. Это то, что свойственно собакам. Ему не нравится знать, что человек укусил собаку, потому что мир так работать не должен. Короче говоря, народ думает, что хочет новостей, но на самом деле он жаждет старостей. И я вижу, что вы это уже поняли.