Правда
Шрифт:
– Десять пунктов на три, – сказал он, передавая бумагу. Ударенный гном кивнул, и его правая рука заметалась по ряду маленьких коробочек, что-то из них выбирая.
– Мне надо бы вернуться, чтобы… – начал Уильям.
– Это много времени не займет, – сказал главный гном. – Пройди-ка сюда. Тебе, как человеку, работающему с буквами, должно быть интересно.
Уильям последовал за ним мимо занятых работой гномов к машине, которая продолжала непрерывно грохотать.
– О. Так это граверный станок, – неуверенно сказал Уильям.
– Только немножко измененный, – ответил гном. –
Он взял из стопки у станка большой лист бумаги и вручил Уильяму, который прочел:
– Как тебе? – застенчиво спросил гном.
– Это вы – Гунилла Доброгор?
– Ага. Так как тебе?
– Ну-у… буквы у вас получились красивые и ровные, не могу не признать, – сказал Уильям. – Но я не понимаю, что в этом нового. И вы «поныне» с ошибкой написали. Там должно быть «о» вместо «а». Придется новую гравюру делать, а то вас засмеют.
– Правда? – удивился Доброгор. Он пихнул одного из своих коллег: – Кезлонг, подай мне, пожалуйста, строчную «о» на девяносто шесть пунктов. Спасибо.
Доброгор склонился над прессом, взял гаечный ключ и принялся что-то делать в механическом полумраке.
– Надежная рука нужна, чтобы буквы такими ровными получались, – похвалил Уильям. Ему было немного неловко, что он указал на ошибку. Скорее всего, ее и так бы никто не заметил. В Анк-Морпорке верная расстановка букв считалась чем-то не слишком обязательным. Тут подход был такой же, как и к знакам препинания: неважно, где оно стоит, лишь бы стояло.
Гном закончил свою таинственную деятельность, провел чернильной подушечкой по чему-то внутри пресса и слез на пол.
– Хотя на самом деле, – бух, – никто на ошибку и внимания не обратит, – сказал Уильям.
Доброгор снова открыл станок и, не говоря ни слова, вручил Уильяму влажный бумажный лист.
Уильям прочитал его.
Буква «о» стояла где положено.
– Как… – начал он.
– Это такой почти волшебный способ делать из одного письма очень много и очень быстро, – сказал Доброгор. Сбоку от него возник еще один гном с большой металлической пластиной в руках. Пластина была усеяна маленькими металлическими буковками. Доброгор взял ее и широко улыбнулся Уильяму.
– Хочешь что-нибудь поменять, пока мы не начали печатать? – спросил он. – Только скажи. Пары дюжин оттисков тебе хватит?
– О боги, – проговорил Уильям. – Вы что же тут, печатью занимаетесь?..
«Ведро» было таверной – своего рода. Заглядывали сюда редко. В деловом плане улица, на которой «Ведро» стояло, была если и не убита, то ранена. Лишь немногие торговые здания выходили на нее фасадами. В основном же здесь были только задние дворы да глухие складские стены. Никто уже и не помнил, почему она звалась Блестящей улицей. Блеском в этих местах и не пахло.
К тому же решение назвать таверну «Ведром» было не из числа тех, что попадают в списки Самых Удачных Маркетинговых Ходов В Истории. Владел ею господин Сыр, человек худой, сухой и улыбавшийся лишь тогда, когда до него доходили вести об особенно жестоком убийстве. Обычно он недоливал клиентам, а чтобы загладить свою вину – еще и драл с них втридорога. Однако таверну облюбовала городская Стража и назначила ее своим неофициальным клубом, поскольку стражи порядка любят выпивать в местах, куда больше никто не ходит и где можно забыть, что они – стражи порядка.
В чем-то это пошло хозяину на пользу. Даже воры с лицензией теперь не решались ограбить «Ведро». Стражникам не нравилось, когда им мешали пить. С другой стороны, господин Сыр никогда не встречал такой отъявленной шайки мелких жуликов, как та, что носила униформу Стражи. За первый же месяц его стойка перевидала больше фальшивых долларов и непонятных иностранных монет, чем за десять предыдущих лет торговли. Ну и как от такого не впасть в депрессию? Зато среди баек об убийствах встречались весьма забавные.
Он зарабатывал в том числе и тем, что сдавал внаем скопище примыкавших к таверне сараев и подвалов. Обычно их занимали – очень недолго – горевшие энтузиазмом изобретатели, которые верили, что современному миру никак, ну никак не обойтись без надувной мишени для дротиков.
Однако сегодня снаружи «Ведра» собралась толпа людей, читавших одно из напечатанных с ошибкой объявлений, которое Доброгор прибил к двери. Доброгор вышел на улицу вслед за Уильямом и заменил объявление на исправленную версию.
– Ты уж прости, что с твоей головой так получилось, – сказал он. – Мы не специально в тебя впечатались. Так что письмо за счет компании.
Уильям поплелся домой, держась в тени на случай, если встретит господина Резника. А дома все-таки вложил отпечатанные листы в конверты, отнес к Пупсторонним воротам и отдал посыльным, раздумывая о том, что делает это на несколько дней раньше, чем ожидал.
Посыльные странно на него поглядывали.
Он вернулся в свое жилище и осмотрел себя в зеркале над умывальником. Значительную часть его лба занимала прописная «Р», отпечатанная синюшными цветами.
Уильям замотал ее бинтом.
У него осталось еще восемнадцать оттисков. Пораскинув мозгами и ощутив в себе стремление к авантюрам, он отыскал в своих записных книжках адреса восемнадцати выдающихся горожан, которые могли позволить себе оплатить новостную рассылку, написал каждому короткое сопроводительное письмо, предлагая свои услуги за – он подумал, а потом тщательно вывел слова «пять долларов», – и запечатал вместе с лишними копиями в восемнадцать конвертов. Конечно, он мог и господина Резника попросить изготовить больше писем, но это всегда казалось ему неправильным. После того как старик провел весь день, вырезая слова, требовать, чтобы он запятнал свое мастерство созданием десятков дубликатов, казалось неуважением. А вот куски металла и машины в уважении не нуждались. Машины не были живыми.