Правда
Шрифт:
Но даже если он попросит гномов набирать текст огромным шрифтом, одного-единственного слуха все равно будет мало.
Проклятье.
Придется побегать и накопать чего-нибудь еще.
Повинуясь импульсу, Уильям догнал уходящего казначея.
– Простите, сэр, – сказал он.
Казначей, пребывавший в крайне жизнерадостном настроении, добродушно приподнял бровь.
– Хммм? – протянул он. – Вы ведь господин де Словв, да?
– Да, сэр. Я…
– Боюсь, мы в Университете и сами умеем писать, – заявил казначей.
– Я просто хотел поинтересоваться
– Зачем?
– Ну… Потому что мне очень хочется знать? И еще записать это для моей новостной рассылки. Ну, сами понимаете. Мнение ведущего члена сообщества анк-морпоркских чудотворцев?
– О? – Казначей задумался. – Это для тех писем, что вы отправляете герцогине Щеботанской, и герцогу Сто Гелитскому, и всяким таким людям, да?
– Да, сэр, – ответил Уильям. Волшебники были жуткими снобами.
– Гм. Ну, тогда… можете написать, что я считаю это шагом в верном направлении, который обязательно… э-э-э… получит поддержку всех прогрессивно мыслящих людей и пинками и криками загонит наш город в Век Летучей Мыши. – Он пристально следил, как Уильям пишет. – А зовут меня доктор А.А. Динвидди, Д.М. (седьмой), д. чар., б. окк., м. кол., Б.Ф. «Динвидди» пишется через «о».
– Конечно, доктор Динвидди. Э… Только Век Летучей Мыши подходит к концу, сэр. Может, лучше будет написать, что наш город пинками и криками выгонят из Века Летучей Мыши?
– Разумеется.
Уильям записал его слова. Его всегда поражало, что людей постоянно нужно куда-то загонять пинками и криками. И никому почему-то не хочется, например, медленно ввести их туда за руку.
– Вы, конечно же, пришлете мне копию, когда письмо будет готово, – сказал казначей.
– Конечно, доктор Динвидди.
– И если вам что-то еще от меня понадобится – обращайтесь без колебаний.
– Спасибо, сэр. Но мне всегда казалось, сэр, что Незримый Университет выступает против использования наборного шрифта?
– О, я считаю, что настала пора с распростертыми объятиями принять восхитительные перспективы, которые сулит нам Век Летучей Мыши, – ответил казначей.
– Мы… Это тот век, который мы вот-вот оставим позади, сэр.
– Тогда нам стоит поторопиться с объятиями, не так ли?
– Хорошее замечание, сэр.
– А теперь я должен лететь, – сказал казначей. – Но не должен.
Лорд Витинари, патриций Анк-Морпорка, потыкал пером в чернильницу. В ней был лед.
– Неужели у тебя и нормального камина нет? – спросил Гьюнон Чудакулли, первосвященник Слепого Ио и неофициальный представитель городских религиозных кругов. – Я, конечно, не любитель духоты, но тут же заледенеть можно!
– Прохладно, да, – отозвался лорд Витинари. – Как странно – лед светлее остальных чернил. Как по-вашему, чем это вызвано?
– Полагаю, наукой, – туманно ответил Гьюнон. Как и его брат-волшебник, аркканцлер Наверн, он не любил задаваться очевидно нелепыми вопросами. И богам, и магии требовались крепкие здравомыслящие люди, а братья Чудакулли были крепки, точно камни. И во многих отношениях столь же здравомыслящи.
– А. Впрочем, мы отвлеклись… О чем вы говорили?
– Ты должен положить этому конец, Хэвлок. Мы же пришли к… согласию.
Казалось, все внимание Витинари поглотили чернила.
– Должен, ваше высокопреподобие? – тихо сказал он, не поднимая взгляда.
– Ты знаешь, почему мы все против этого сумасбродства с наборным шрифтом!
– Напомните мне, пожалуйста… Смотрите-ка, он всплывает и погружается…
Гьюнон вздохнул.
– Слова слишком важны, чтобы доверять их машинам. Мы не против граверов, ты это знаешь. Мы не против того, чтобы слова надежно приколачивали к странице. Но слова, которые можно разобрать и сделать из них другие… это попросту опасно. И я думал, что ты тоже против, разве нет?
– В целом да, – ответил патриций. – Но долгие годы управления этим городом, ваше высокопреподобие, научили меня тому, что к вулкану тормоза не приделаешь. Иногда лучше позволить таким вещам идти своим путем. Обычно он приводит их к смерти.
– Раньше ты не отличался такой мягкостью, Хэвлок, – сказал Гьюнон.
Патриций устремил на него холодный взгляд, продлившийся секунды на две дольше, чем его можно было комфортно выносить.
– Гибкость и понимание всегда были для меня ключевыми словами, – сказал он.
– Бог мой, неужели?
– Это так. И мне очень хотелось бы, чтобы вы, ваше высокопреподобие, а также ваш брат со свойственной вам гибкостью уяснили, что это предприятие основано гномами. Известно ли вам, где находится крупнейший город гномов?
– Что? О… погоди-ка… кажется, он где-то…
– Да, поначалу все отвечают именно так. Но на самом деле это Анк-Морпорк. На сегодняшний день здесь обитает больше пятидесяти тысяч гномов.
– Не может быть!
– Уверяю вас. На данный момент у нас очень хорошие отношения с гномьими общинами Медной горы и Убервальда. Имея дело с гномами, я неизменно заботился о том, чтобы дружеская рука города была всегда устремлена наклонно вниз. А в условиях нынешнего похолодания, я уверен, все мы очень довольны, что баржи с углем и ламповым маслом прибывают от гномьих рудников ежедневно. Понимаете, о чем я?
Гьюнон украдкой взглянул на камин. Как ни странно, в нем лежал один-единственный дымящийся кусочек угля.
– И, разумеется, – продолжил патриций, – становится все сложнее игнорировать этот новый способ, хм, печати, когда крупные словопечатни уже существуют в Агатовой империи и, как вам наверняка известно, в Омнии. А из Омнии, как вы, без сомнения, знаете, омнианцы в огромных количествах экспортируют свою священную Книгу Ома и свои горячо любимые буклеты.
– Бредни фанатиков, – сказал Гьюнон. – Тебе давно стоило их запретить.