Правдивая история о выдуманной личности
Шрифт:
Кюре прикрыл глаза, выждал несколько секунд, а затем развернулся и стал удаляться от нас.
И только когда Аббат скрылся из виду, я позволил себе спокойно вздохнуть. Мне показалось, что весь зал выдохнул. Да-а, Асколп по сравнению с Гуго младенец.
– Петр… – тихо кто-то тронул мое плечо.
Я опомнился и обернулся. Подняв взгляд, увидел мужчину лет двадцати на вид с небольшой черной щетиной на щеках, темными, слегка отливающими серебром волосами и добродушными зелеными глазами. А еще я случайно заметил, что в зале уже никого нет… Неужели я здесь так долго стою? Мужчина выжидающе смотрел на меня.
– В… вы что-то хотели? – едва совладав со своим языком, выговорил я и, скривившись, схватился за щеку.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил мужчина.
– Д-да, все в порядке, мессир… – я замялся, не зная, как обратиться к нему.
– Одо. Или Эд. И можно без формальностей. Я здесь тоже чужой, – улыбнувшись, простодушно ответил мужчина.
Чужой? Этот-то дворянин? Да не может быть такого! Он же… Хотя, если подумать, я живу здесь уже почти год и ни разу еще не слышал такого странного имени, иначе бы точно запомнил его. И его улыбку. А ведь он понимает, что улыбается жалкому крестьянину! Или же он себя заставляет это делать? Зачем? Может, чтобы надо мной посмеяться?
– Не нужно… Заставлять себя… – начал я, чувствуя как ослабевает мой голос.
– Что?
– Не нужно… заставлять себя… Мне улыбаться, – сокрушенно прошептал я и, развернувшись, пошел прочь.
И почему он так жесток? Ведь он сегодня уже видел смешную сцену с избиением крестьянина, неужели захотелось еще?
Я закусил губу и почти выбежал из Аббатства. Холодный воздух ударил мне в лицо, и я глубоко вдохнул его. Ничего. Все образуется. Я привыкну и к этому… А сейчас у меня другая задача. Я должен залечить свой порез. Когда снял с себя бинты год назад, я внимательно рассмотрел растение, которое лечило меня. У него были большие круглые листья, а временами попадались странные колосья, больше всего напоминавшие несозревшую пшеницу. Пшеница…
Несмотря ни на что, я скучал по полю, я всегда любовался им, когда выходил на пастбище. Необъятное, еще зеленеющее море от дуновения ветерка призывно шумело и волнами манило к себе… Но я никогда не мог подойти к нему… Но сейчас, когда я направился в поле, мое сердце радостно забилось в ожидании долгожданной встречи. Я почти влетел в шумный золотисто-зеленый океан колосьев и с наслаждением вдохнул сладковатый воздух… Хорошо… Я расставил руки и поднял голову к небу, пытаясь впитать в себя весь запах этого маленького мира… Моего мира! Холодный ветер играл моими волосами, и я наслаждался этим мгновением. Боже, как же хочется, чтобы этот день никогда уже не заканчивался! Но резкая боль прервала мои мечты. Ветер лезвием скользнул по раненой щеке, и я, скривившись и снова прижав руку к щеке, двинулся дальше. Сейчас у меня другая цель. Я должен найти то растение, иначе мне не выжить.
Я двигался по полю, в безумной надежде отыскать это целебное растение. По счастью, было лето и скорее всего растение должно быть где-то неподалеку…
Касание…
А-ах, плечо! Как больно! Я обернулся и увидел запыхавшегося Одо. Тот согнулся и уперся рукой в колено, пытаясь восстановить дыхание.
– Как же… Ты быстро… Ходишь… – глубоко дыша, произнес Одо и, подняв голову, улыбнулся.
Я удивленно смотрел на эту улыбку и никак понять не мог, зачем ему все это?
– Ты… не понимаешь, Петр. Поверь, я тебе улыбаюсь не потому что себя заставляю, а потому что хочу, – отдышавшись и отпустив мое плечо, выговорил Одо.
Что? Он хочет мне улыбаться? Быть такого не может! Кто ж будет улыбаться бесполезному слуге?
– Но… Почему? Я же…
– Да, ты крестьянин, – перебил меня Одо, не переставая улыбаться, – но помни, хоть мы и не равны, мы все еще люди.
Люди… Не может быть! Я же обычная рабочая сила! Я домашний скот, как он может видеть во мне человека? Зачем так глупо врать?
– Зачем вам это?
– Что?
– Что вы хотите мне доказать, говоря такое? – тихо, все еще не уверенный в собственных словах, спросил я.
Да, за всем этим благодушием стоит какой-то скрытый смысл, жаль, что я никак понять не могу, какая выгода улыбаться крестьянину. И все же… Саранча на поля! Как же мне хочется, чтобы он говорил чистосердечно!
– Доказать? Хм… – протянул Одо и нахмурил брови, но почти сразу его лицо разгладилось, – я хочу доказать тебе, что не вижу в тебе животное. Ты… мне брат.
Брат?! Я дворянину? Вот так шутка!
– Конечно, не по крови, – как-то виновато добавил Одо и почесал затылок, – но, может, это прозвучит и неправильно, но я бы хотел, чтобы ты перестал видеть во мне своего врага. Поверь, я не подниму на тебя руки, даю тебе слово дворянина.
Я широко раскрыл глаза и уставился на Одо, не веря собственным ушам. Этот человек… Только что дал мне, крестьянину, слово дворянина? Кто-нибудь, скажите, что мне все это мерещится, что это всего лишь бред искалеченного, что это все ложь… Но почему? Почему я надеюсь, нет, я просто жажду, чтобы это все не оказалось сном?
– Если тебе нужна моя помощь…
– Вы… знаете…
– Не надо формальностей, когда мы наедине, хорошо, брат? Хоть я и граф, но меня никогда не называли на «вы».
Брат… Как же это слово греет мне душу! В голове пронесся образ младшей сестры, и я не смог сдержать легкой улыбки. Арли… Спасибо! Твои молитвы были услышаны! Бог меня не оставил!
– Вы… не знаете, какое… Растение имеет круглые листья и колосья, похожие на несозревшую пшеницу?
– Хм… Думаю, ты имеешь в виду подорожник. Он растет дальше. Где-то за полем. Может, ты его найдешь рядом с мельницей?
Не думаю. Почему оно должно расти так далеко от поля, ведь мельница в двухстах шагах от Аббатства, когда как поле прямо перед ним? Хотя я ничего не знаю про подорожник, кроме как того, что это лечебное растение. Но… Что еще важно, этот граф мне все же нагло врет. Конечно, не существует такого сеньора, которого крестьянин бы назвал просто по имени или обратился к нему как к равному. Видимо, он сказал это, чтобы я не чувствовал себя жалким… Неужели он действительно готов пожертвовать своей гордостью ради моего отношения к себе?
– С… спасибо, – медленно проговорил я, кивнул головой и тихо добавил: – Мессир, вы первый, кто так обратился к крестьянину… Уже за это я вам буду благодарен до конца своей жизни… Но прошу, не нужно мне врать о том, что к вам никто не обращался на «вы». И позвольте мне тоже вас уважать.
Граф удивленно вскинул брови, но я уже развернулся и быстро побежал к мельнице. Конечно, Одо соврал мне, думаю, почти во всем. Разве что… Может быть, он действительно искренне мне улыбнулся? Может, он не видел меня жалким крестьянином, может, он увидел во мне человека? Э-эх, странные все-таки эти военные монахи!