Правила Барби
Шрифт:
Я ненавидела Фостера за то, что после пяти лет проведенных вдали от него, по-прежнему испытывала к нему такое сильное влечение. Я желала его прикосновений, как полевые цветы желают теплого солнца. Фостер всегда был моим солнцем, хоть я и противилась этому. Ведь далекое светило могло не только наполнить меня жизнью, но и стать моей погибелью.
Одна слезинка сорвалась с моего глаза и покатилась вниз, исчезая на покрывале. Он следил за ней, и в его глазах показался странный блеск, который я никак не могла понять и объяснить для себя: ликовал он и наслаждался зрелищем или ему было жалко несчастную сиротку без денег? Я зажмурилась,
Я распахнула глаза и окоченела в недоумении.
Влажными губами он очертил мою скулу, двинулся ниже, прикусил кожу на моем подбородке, шепча что-то, что из-за колотящегося в висках пульса я не могла разобрать. Волнение и желание наполнили мою грудь, отодвигая ненависть на второй план. Я сдерживалась, только бы не выгнуться от этих горячих маленьких прикосновений. Жар прилил к моим щекам и разрядом пробежался по всему телу. Я чувствовала, какой мокрой становлюсь внизу, и не могла смириться с тем, что пала от поцелуев монстра.
– Уйди, предупреждаю в последний раз, – повержено вздохнула я, в очередной раз проводя ногтями по его груди и наблюдая за тем, как после моих прикосновений на его коже остаются красные следы, но Джеф, казалось, не замечал этого, лишь сильнее сжал мою челюсть, пытаясь пресечь любые попытки отстраниться.
– Да. В последний раз, – шепнул он, заглядывая в мои глаза, а через них в самую душу. – Потому что ты больше не в состоянии сопротивляться и отталкивать меня, не так ли? Потому что твое тело так сильно истосковалось по моим прикосновениям, что не слушает приказы хозяйки. – Он нервно сглотнул, опуская взгляд на мои губы. – Потому что ты никогда не играла со мной, потому что ты была искренна, правда, Барбара? – Его голос дрогнул, и я солгу, если скажу, что это отчаяние в его тоне не отразилось в моей груди болью.
Я не играла, черт тебя дери, Джефри Фостер, я никогда с тобой не играла.
Но я никогда не отвечу, потому что я не доверяю тебе, чертов жестокий беспринципный ублюдок.
– Не молчи, Эванс, я слушал эту чертову тишину все пять лет!
Я упрямо сжала губы и не проронила ни слова. Он не услышит от меня ни звука.
Джефри ждал, слишком долго ждал, а затем смиренно кивнул. Он отвел взгляд от моих губ, а его рука чуть сильнее сжала мою шею, Джефри хотел отстраниться, он жаждал все прекратить, ведь его самоконтроль становился все прозрачнее и рисковал исчезнуть вовсе. Фостер боролся с собой, а вот я была слабой и не смогла, тихо всхлипнула, чувствуя, как мои напряженные соски трутся о его горячую грудь.
Он замер и как-то потрясенно взглянул на меня, словно не ожидал этого полувздоха-полустона. Его глаза потемнели, а через секунду Фостер прильнул к моим губам, целуя так несдержанно и отчаянно, словно сами мысли об этом моменте заставляли его жить. Но я не собиралась сдаваться, сжимала губы, не позволяя его языку двинуться дальше.
– Открой рот. – Грубый низкий голос спровоцировал новую волну мурашек на моей коже.
Я дернулась, что означало строгое «нет».
– Черт, Эванс! Просто открой рот, – настаивал он, и я почувствовала, как его свободная рука мягко сжимает мою грудь, а после опускается ниже и невесомо касается моих ребер. – Давай, малышка, просто открой рот.
Малышка.
От нежного прозвища, так не свойственного настоящему Фостеру и конфронтации между нами, я почувствовала знакомое тепло на своей коже. Он совсем перестал контролировать себя, и этого хватило, чтобы я повиновалась ему. Джефри проник языком в мой рот, мгновенно устанавливая свои правила. Пальцами сжал мой сосок, заставляя меня вскрикнуть от боли, моментально сменившейся щекоткой удовольствия.
Боже, я хотела снова попробовать его губы с того момента как оказалась в этом доме. Он был терпким на вкус, словно темный шоколад. Его кожа источала потрясающий свежий аромат, подчиняющий мое тело. На секунду я отстранилась, опустила взгляд и обомлела. Очертания его члена становились совсем видимыми, джинсовая ткань не могла сдержать этого напора.
– Не веди себя как чертово бревно, мы ведь оба знаем, что ты совсем не такая, нефтяная принцесса, – зарычал он, опуская руку вниз и хватаясь за резинку моего белья. Фостер разорвал мои трусики и отшвырнул их в сторону.
Я готова была его прикончить, замахнулась и наградила его звонкой пощечиной. Он хотел меня, но позволял себе насмехаться надо мной. Я не была нефтяной принцессой, я была наследницей без денег. И эта его самодовольная улыбка чертовски бесила меня.
Его глаза расширились от удивления и ярости, но я не дала ему обрушить это на меня, обернула руку вокруг его шеи и заткнула его рот поцелуем. Я сильно укусила его за нижнюю губу, чувствуя последовавший за этим вкус его крови. Он зарычал, но не отстранился, самоотверженно сражаясь с моим языком.
Вот чем это было. Сражение.
– Что поделать, ты совсем не вызываешь во мне возбуждения, – запрокидывая голову, выдала я.
Его брови сошлись на переносице, он отстранился и опалил меня взглядом, пропитанным желанием, похотью и яростью. А затем я почувствовала как его рука пробирается между моих бедер.
Нет. Нет. Нет.
Я сжала бедра, не позволяя ему касаться моего тела, но Фостер был куда сильнее меня, развел мои ноги в стороны, мгновенно располагаясь между ними. Стыд моментально охватил меня, окрашивая щеки и шею в алый цвет.
– Черт, Эванс! – Его рука легла между моих ног, ловкие пальцы обвели клитор, растягивая по нему мое возбуждение. На самодовольном лице появилась нахальная улыбка, ведь кое-кто был чертовски мокрой и нуждающейся внизу. Я прикусила щеки изнутри, только бы не пискнуть. Джефри навис надо мной, опираясь на локоть у моей головы и заглядывая в мои глаза. Сразу два его пальца легко скользнули внутрь, растягивая меня, а костяшка большого пальца прижалась к пульсирующей точке выше. Я сдалась, мои бедра задрожали, а с губ сорвался тихий жалобный стон.
– Значит, совсем не вызываю возбуждения? Почему тогда твоя киска так сильно сжимает мои пальцы, м? – ухмыльнулся он, опуская взгляд и наблюдая за тем, как трахает меня своей рукой. – Как думаешь, сможешь кончить и не расплакаться в этот раз от удовольствия? – Голос Джефа был таким необычным, низким, хриплым, готовым вот-вот сорваться в рычание. – Ты слышишь, как жадно поглощаешь меня, Барби? Так чертовски прекрасно. – Он был прав, я едва не сходила с ума, слушая его тяжелое дыхание и влажные пошлые звуки его пальцев во мне, разносящиеся по комнате.