Правила качка
Шрифт:
Или, может быть, я брежу и не понимаю, о чем говорю, потому что я наивна, думаю о людях только хорошее и понятия не имею, что делаю.
Честно говоря, не думаю, что и Кип имеет хоть какое-то представление о том, что он делает.
И это облегчает засыпание.
ГЛАВА 7
ВТОРАЯ СУББОТА (Перед игрой)
Утро, когда я схожу с ума и делаю глупости, например, влюблюсь в нее…
Кип
На
Я встал ни свет, ни заря еще до того, как встали солнце и Тэдди, и два часа работал над этим чертовым котлом. Спустя семь видеороликов на YouTube и один звонок в службу поддержки эта штука все же заработала, согревая дом до благословенных шестидесяти девяти градусов.
Тэдди сидит на табурете у кухонной стойки, одеяло обернуто вокруг ее ног, одежда на месте — многое из её, собственно говоря: толстовка, футболка, выглядывающая из-под низа, и я предполагаю, что леггинсы покрывают эти гладкие ноги.
Эти ноги.
Я стону, вспоминая, какая она была вкусная.
Еще раз стону, вспомнив, что я, бл*дь, не сплю с девушками.
Но если бы это было так, Тэдди Джонсон была бы отличным началом.
Она очаровательна, краснеет, когда я вхожу в комнату, с пылью на моих джинсах, черной толстовке и руках.
— Эй. — У меня хриплый голос. Низкий.
— Эй. — Она опускает голову, и ее щеки краснеют от смущения. Тэдди заправляет прядь волос за ухо, хотя она и стянула их в конский хвост. Они все еще волнистые и густые.
Черт возьми, она такая милая.
— Ты что, покраснела?
— Хм... нет.
— Да, это так, ты бы видела, какая у тебя румяная кожа.
Она поворачивается ко мне с чашкой кофе в руке, глаза ее сверкают великолепными узкими щелочками. Я что, не должен был назвать ее лицо румяным?
— Нет, Кип, это ковровый ожог.
Вот дерьмо.
Это совсем не круто.
Я смеюсь про себя, но не настолько глуп, чтобы сделать это вслух.
— Ты имеешь в виду ожог бороды?
Тэдди фыркает.
— Давай будем честны, это одно и то же. С таким же успехом я могла бы тащить свое лицо и промежность по ковру прошлой ночью.
Это зрелище почти заставляет меня смеяться.
— Это было бы совсем не так весело, — я ухмыляюсь, направляясь к кофе, который уже заварился в кофейнике. Наливаю себе кружку, насыпаю туда сливки, немного сахара и прислоняюсь к стойке, наблюдая за ней.
Размешиваю его ложкой, потягивая время от времени, пока она продолжает смотреть на меня.
— Выглядит не так уж ужасно, — пытаюсь соврать я.
— Две минуты назад ты спросил, почему у меня румяное лицо. Румяное. Из всех слов в мире, которые можно использовать.
— Я имел в виду...
Темно-красные пятна портят ее красивую кожу, как сыпь, и мне интересно, как выглядит
— Ты мог бы не глазеть?
— Я ничего не могу поделать. — Я смеюсь. — Я никогда и ни с кем так не поступал.
Она хмурится.
— Да, потому что ты долбаный великан, покрытый волосами. Я не могу поверить, что целовалась с парнем, которого называют Сасквотч. Серьезно. — Похоже, она сама себе ужасается.
— Технически, ты ни с кем не целовалась — я целовался с твоей вагиной.
Она хмурится еще сильнее.
— Ты думаешь, что это смешно, да?
Я ухмыляюсь в свою чашку.
— Возможно. Я имею в виду, что это еще не конец света.
— А что я скажу своим друзьям, когда они это заметят?
— А ты не можешь прикрыть это косметикой?
— Марайя увидит меня без неё.
— Ну и что?
— И то! И что мне теперь говорить?
— Скажи ей, что мы целовались, и я трахнул ртом твою киску. — Я пожимаю плечами. — В чем проблема?
Она открывает рот. Закрывает. Вновь открывает.
— Я... я не могу…
— Это был оральный секс, а не анальный. Я не вижу в этом ничего особенного. — Почему она так странно себя ведет? — Ты не можешь сказать своим друзьям, что я трахнул тебя ртом?
— Нет. То есть... да. То есть, нет.
Я пристально смотрю на нее, ожидая, когда она, наконец, поймет, что к чему.
— Я могу, но не собираюсь этого делать. Они все равно ничего не поймут.
Те цыпочки? Те, что трахаются с разными чуваками каждые выходные? Они будут аплодировать Тэдди стоя, а не осуждать ее за это.
Мои губы сжимаются в прямую линию.
— Если я скажу что-нибудь об этом… о нас… они будут продолжать выпытывать подробности, и тогда я почувствую себя... странно, потому что мы, ну, ты знаешь... не встречаемся или что-то еще.
Я вижу, как это происходит.
— Наверное.
Тэдди снова опускает голову, пряча лицо. Пряча свои чувства.
— К тому же… — медленно произносит она, — это не похоже на... — Она прочищает горло. — Это больше не повторится.
Нет?
Потому что я все еще чувствую ее запах на себе — на усах и моей бороде, — и если бы она не сидела за стойкой, когда я поднялся из подвала, я бы забрался к ней обратно в постель, под одеяло в ногах кровати, и разбудил бы ее ласками между ног.
Разбудил ее упрямую задницу своим ртом на ее восхитительной киске.
Да.
Я хочу больше этого.
— Ты не можешь все отменить, Тэдди Джонсон.
— Что? — Она явно в замешательстве.
Я пожимаю широкими плечами.
— Ты же слышала меня. Дело сделано. Мы не можем вернуться назад, так что мы можем продолжать делать это.
— Хм, я понимаю, что мы не можем вернуться и отменить это, но это не значит, что мы должны продолжать это делать. Вероятно, нам следует…
— Слишком поздно.