Правила одиночества
Шрифт:
Лана села за свой стол, в кресло, нажала кнопку на телефоне.
— Какие будут пожелания? — спросила она.
— Выпить надо за встречу, — предложил Виталик.
— Возражений нет, — согласился Ислам.
В дверь заглянула Оксана, приветливо улыбнулась Исламу.
— Принеси нам кофе, ликер, — распорядилась Лана.
— Он пьет текилу, — заявил Виталик.
— Принеси нам текилы, — сказала Лана.
— Текилы нет, кончилась.
— Пошли кого-нибудь — пусть купят.
— Я одна на ресепшен.
— Не надо текилы, — вмешался Ислам, — я с удовольствием выпью ликер.
Все происходящее здорово походило на сон и, чтобы не спугнуть его, Ислам готов был пить все что угодно. Как это бывает во сне, любая мелочь могла помешать развитию событий, разбудить. Но разговор не клеился даже после того, как принесли ликер и мужчины выпили. В прошлой жизни они все знали друг друга, но никогда не бывали вместе.
Виталик вскоре поднялся.
— Ребята, я поехал спать, не хочется с вами расставаться, но времени уже три часа. Ислам, я тебя завтра жду, позвони часов в двенадцать, договоримся. У меня завтра с утра стрелка забита, разборка серьезная. Или я тебе позвоню. Ну, хоп.
Виталик ушел. Ислам остался наедине с Ланой.
— Сказать, чтобы тебе еще принесли выпить? — спросила она.
К своей рюмке она почти не притронулась.
— А ты?
— Я же на работе, извини. Я бы выпила с удовольствием за встречу.
— Тогда и я не буду.
— Ты давно в Москве?
— Лет десять, наверное, будет.
— Один или с семьей? Ваши мужчины любят жен дома оставлять.
— Я не женат.
— Как, до сих пор? Только не вздумай сказать, что ты из-за меня не женился.
Ислам засмеялся.
— БЫЛ бы помоложе, обязательно сказал. Но какое-то время я действительно ждал тебя.
— Как это трогательно, — грустно сказала Лана, — и какая я свинья! Даже не знаю, что сказать в свое оправданье. Ты получил мое письмо, тем летом. Но ты не знаешь, что я написала два письма. Второе перехватила мать — оно было более откровенным. Я как дура оставила его в книжке на столе и пошла на речку. Не думала, что она будет рыться в моих вещах. Ох, и влетело же мне тогда! Я думала, что она меня убьет. Нагнала она на меня страху, поэтому я и не стала искать тебя — такого она мне наговорила про азербайджанских мужиков! И жен своих за людей не считают, не работают! Целый день в чайхане пропадают, а жена — и с детьми, и в огороде. А что я? Маленькая была, к тому же сколько раз видела ваших женщин с огромными тазами на голове… Потом отец получил новое назначение, и мы уехали.
Я вышла замуж за офицера. Он служил в Германии. Потом Шеварднадзе вместе с Горбачевым сдали нас, и мы оказались в России-матушке, жили в казармах, бараках, месяцами воды горячей не видели. Потом началась перестройка, инфляция, нищенское существование, муж запил. Его можно было понять: кадровый военный, майор — и не имеет возможности содержать семью! В Германии мы очень хорошо жили: двойной оклад, один в марках, другой — рублевый в России на книжке. Была приличная сумма, тысяч тридцать, денежные реформы превратили их в труху. Кончилось тем, что я забрала дочь и уехала. Она здесь, в Подольске живет, с мамой.
Я открыла салон, денег у меня не было, в долгах оказалась, пока раскручивалась, клиентуру набирала… А тут еще бандиты появились: плати, говорят, десять процентов, это наша территория. Я вспомнила про Виталика — я о нем все время в курсе была, с подругой переписывалась, знала, что он сидел. Нашла его, и вот с тех пор он — моя крыша. Тут такие разборки были — чуть до стрельбы не дошло! Он объявил, что это его салон, и послал всех. Хотя это против воровских правил. Но что правила, если они нас дружбы лишают?
— Это ты хорошо сказала, — согласился Ислам. — Ну а как с личной жизнью? Не думаю, что ты одна.
— Ты прав, я не одна. Почему-то трудно говорить тебе об этом: такое чувство, словно я виновата перед тобой. Надеюсь, ты не ревнуешь?
— Вовсе нет, это было бы смешно и глупо, — сказал Ислам.
— Он моложе меня на несколько лет, белорус. Я снимаю квартиру, он живет у меня. В некотором роде альфонс, денег у него нет — одни проекты, нигде не работает. Нелегальный эмигрант. А как твои дела, чем ты занимаешься?
— Мои дела до последнего времени шли неплохо, но как-то все быстро рухнуло: рынок, который я держал, закрыли. Я ВЛОЖИЛСЯ в новое дело — и здесь все пошло наперекосяк: стоило мне отлучиться на неделю, как исчез посредник, передал он деньги или нет — я не знаю. К тому же сегодня в меня стреляли, и то, что я остался жив, — случайность.
— Какой ужас! Ты сказал об этом Виталику?
— Нет.
— Обязательно расскажи, он поможет тебе.
— Я никак не могу привыкнуть к его новому амплуа, я помню его совсем другим человеком.
— Все изменилось, мы живем в другое время и в другой стране. Все стало таким сложным…
— Может, обнимемся? — спросил Ислам Что?
— Давай обнимемся, — повторил Ислам. Наступила пауза, во время которой Лана с изумленной улыбкой смотрела на Ислама.
— Даже не знаю, что сказать, — наконец произнесла она, — спросить «зачем?» будет глупо, но почему вдруг, ни с того ни с сего?
— Человек вдруг чувствует голод, со стороны может показаться — ни с того ни сего.
Ислам встал, вынудив подняться Лану, и привлек ее к себе.
Увы, память тела не сохранила никаких воспоминаний. Он держал в объятиях благоухающую молодую привлекательную женщину, но не более того. Не слишком ли большую цену мы платим за то, что наделены памятью? Наше сознание играет с нами злую шутку, превращая наш мозг в механизм самоуничтожения. Нет ничего рационального в том, что мы истязаем себя воспоминаниями об утратах.
Ислам отпустил Лану и на ее вопросительный взгляд ответил:
— Ничего, просто захотелось тебя обнять.
Лана ласково провела ладонью по его лицу. В этот момент открылась дверь, и появился Виталик.