Правительницы России
Шрифт:
В одном из интереснейших источников того времени — «Гистории о царе Петре Алексеевиче», написанной его сподвижником, хорошо осведомлённым о семейных делах династии князем Борисом Ивановичем Куракиным, и рассказывающей о событиях 1682-1694 годов, немалое место отводится царевне Софье и двум её фаворитам — Голицыне и Шакловитому.
Первое упоминание о Голицыне относится к тому времени, когда Софья отправилась с верными ей войсками в Троице-Сергиеву лавру.
«И тогда же она, царевна Софья Алексеевна, — писал Куракин, — по своей особой инклинации (лат. — склонности) к амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворцовым воеводою войски командировать и учинила его первым министром и судьёю Посольского приказу, которой вошёл в ту милость через амурные интриги. И почёл быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядный, и ума великого, и любим ото всех».
И сразу же после этого Куракин упоминает и другого фаворита Софьи — думного дьяка Фёдора Леонтьевича Шакловитого, поставленного царевной после казни Хованских во главе Стрелецкого приказа.
Возвратившись из Троице-Сергиева монастыря в Москву, Софья стала участвовать во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с официально провозглашёнными царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты с её портретом, что являлось прерогативой правящего монарха, стала надевать царскую корону и давала официальные аудиенции иноземным послам в Золотой палате Московского Кремля.
Далее князь Куракин писал: «Что принадлежит до женитьбы с князем Василием Голицыным, то понимали все для того, что оной князь Голицын был её весьма голант (галант, фр. — любовник); и всё то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено. По вступлении в правление царевна Софья для своих плезиров (плезир, фр. — радость, удовольствие) завела певчих из черкас (черкасы — украинцы), а также и сёстры её по комнатам, как царевны: Екатерина, Марфа и другие между певчими избирали себе голантов и оных набогащали, которые явно от всех признаны были». Таким образом, те венерины кущи, что пышным цветом стали расцветать в XVIII веке, получили первую робкую завязь в веке предшествующем.
Из-за того что правительство Софьи и православная церковь, традиционно пользовавшаяся поддержкой самодержавного российского правительства, продолжали преследовать раскольников, не подчинявшихся официальным духовным властям, в Москве сначала в раскольничьих кругах, а затем и по всему городу распространялись слухи, всячески порочившие обитательниц кремлёвского терема. И как втихомолку говорили староверы: «Царевна Софья была блудница и жила блудно с боярами, да и другая царевна, сестра её. И бояре ходили к ним, и робят те царевны носили и душили, и иных на дому кормили».
После подписания «Вечного мира» с Речью Посполитой российские государи стали официально именоваться в международных документах и челобитных: «Всея Великия и Малыя и Белые России самодержцы». С этого же момента и имя Софьи ставили в царском титуле на всех документах.
Заключение «Вечного мира» сильно укрепило авторитет Голицына. Иностранцы, посещавшие Посольский приказ, отмечали, что российское дипломатическое ведомство занимает четыре огромных каменных здания с множеством просторных и высоких зал, убранных на европейский манер.
Сам канцлер, коего его сторонники называли «Оком всей великой России», поражал их необычной роскошью своей одежды, сплошь усыпанной алмазами, сапфирами, рубинами и жемчугом. Говорили, что у Голицына не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоит от 300 до 700 рублей, а если бы канцлер продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить целый полк.
Конечно же вся эта роскошь появилась в результате благосклонного внимания к своему любимцу Софьи Алексеевны.
Упоминавшийся французский эмиссар в Москве де Невилль писал о князе Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьёт водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».
Повернув остриё русского меча на юг — против татар в Крыму и турок, Голицын вскоре вынужден был взяться и за его рукоять. В начале 1687 года Боярская дума «приговорила: быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити», а летом Голицын встал во главе огромной армии и двинулся на юг. На Крым пошло 112 тысяч конницы и пехоты при 350 орудиях.
Перед тем как полки Голицына двинулись в Крымский поход, архимандрит Новоспасского монастыря — поэт и композитор Игнатий Римский-Корсаков выступил перед ними с пламенной проповедью, заявив, что их заступниками в этом походе будут небесные патроны Ивана, Петра и Софьи — Иоанн Предтеча, апостол Пётр и святая София, «еже есть Премудрость Слова Божия».
Надо заметить, что потом, когда почти все придворные, а учёные-монахи были конечно же истыми царедворцами, отвернулись от Софьи, перебежав под победоносный стяг Петра Алексеевича, этот же Игнатий Римский-Корсаков, единственный из всех, сохранил верность поверженной правительнице. Однако об этом — чуть позже.
Засуха, жара, отравленные татарами и турками колодцы на пути огромной армии, а также начавшаяся конская бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и он предпочёл возвратиться с половины пути.
Первый Крымский поход окончился так плачевно и из-за поджога степи, в котором повинны были гетман Самойлович и его клевреты. Самойловича сместили не без труда, не без подкупа и крови, а на его место избрали Степана Мазепу.
Сделав серьёзные выводы из постигшей его неудачи, Голицын сразу же по возвращении в Москву стал готовиться ко второму походу на Крым, который был объявлен 18 сентября 1688 года, но начался 17 марта следующего года, ибо подготовка к нему была основательной и серьёзной. В походе участвовало 80 тысяч солдат и рейтар и 32 тысячи стрельцов — уже и по эти цифрам, по соотношению сил тех и других, хорошо видно, как далеко зашла военная реформа Голицына.