Правительницы России
Шрифт:
С этого времени Марта стала называться Екатериной Алексеевной, и все, кто знал её, резко изменили отношение к ней, ибо теперь перед ними была крестница царевича и царевны, в недалёком будущем — государыня.
Даже Меншиков изменил тон и, оставаясь ближайшим другом Екатерины, стал вместе с тем и почтительным подданным.
А между тем Екатерина и её прежние товарки продолжали жить одной компанией сначала при дворе любимой сестры Петра — Натальи Алексеевны, а потом во дворце Меншикова. Они не были домоседками и часто уезжали к Петру и Меншикову то в Нарву, то в Смоленск, то в Витебск, то в Петербург, только что основанный Петром.
В эту тесную, сплочённую весёлую корпорацию входили сёстры Меншикова — Марья и Анна Даниловны, две сестры Арсеньевы — Дарья и Варвара Михайловны, Анисья Кирилловна Толстая. Дарья Михайловна Арсеньева была в связи с Меншиковым и в 1706 году вышла за него замуж. В сентябре 1705 года Меншиков писал к ней: «Для Бога, Дарья Михайловна, принуждай сестру (сестру Меншикова), чтоб она училась непрестанно, как русскому, так и немецкому ученью, чтоб даром время не проходило».
С ними была ещё и третья сестра — Аксинья Арсеньева, появившаяся в доме царевны Натальи через шесть лет после двух своих старших сестёр. Аксинья приехала из Якутска, где воеводствовал их отец Михаил Афанасьевич Арсеньев.
А 6 октября 1705 года в письме к Петру подписались: «Анна Меншикова, Варвара (Арсеньева), Катерина сама третья. Тётка несмышлёная (Толстая), Дарья Глупая (Арсеньева). За сим Пётр и Павел благословения твоего прося, челом бьют».
Подпись Екатерины «сама третья» означает, что у неё уже было двое детей — Пётр и Павел и оба ещё были живы. Правда, вскорости сыновья умерли.
В 1707 году у счастливой избранницы царя родилась первая дочь — Екатерина, к несчастью скончавшаяся через год, а затем на свет появились ещё две девочки: 27 января 1708 года — Анна, а 18 ноября 1709 года — Елизавета, первой из которых было суждено занять впоследствии трон в герцогстве Голштиния, а второй — стать российской императрицей.
Несмотря на то что Екатерина Алексеевна и её новые подруги стояли особняком от других московских дам высшего света, составляя некую элитную группу, ближайшее интимное окружение царя и его фаворита Меншикова, всё же они не были обособлены от более широкого круга друзей и собутыльников Петра Алексеевича и Александра Даниловича.
Все они были введены в этот круг, называвшийся «умасброднейшим, всешутейшим и всепьянейшим собором» — своеобразным шутовским орденом, который был учреждён Петром вскоре после смерти последнего — десятого — русского патриарха Адриана. Для этого ордена Пётр собственноручно написал устав, сочинил «чин», то есть порядок проведения «соборов», и всякий раз писал для этих сборищ шутовскую программу.
Членами «собора» были все ближайшие сподвижники Петра, от которых требовалось лишь одно — пить и дурачиться до последней степени, не останавливаясь ни перед какими приличиями и нормами. И потому заседания «собора» напоминали бы древнегреческие и древнеримские языческие оргии, если бы была в них хоть какая-то утончённость. Но ни цветов, ни роскошных одежд на таких играх не было, а господствовало самое невообразимое обжорство, пьянство и самый грязный разврат.
Под стать мужской части «собора» была и его женская часть, с которой Екатерина Алексеевна и её новые подруги познакомились сразу же, как только оказались в доме Меншикова.
Все мужчины и женщины в «соборе» имели свои «чины», напоминавшие иерархию церкви и светской монархии, — от князь-папы, всешутейшего патриарха и князя-кесаря до рядовых братьев и сестёр.
Старшей среди женщин, допущенных участвовать в заседаниях «собора», была князь-игуменья Дарья Гавриловна Ржевская, урождённая Соковнина, разбитная, бойкая на язык, беззастенчивая, угодливая баба-шутиха, пользовавшаяся крайним благоволением Петра.
Распущенную, почти всегда пьяную, князь-игуменью едва ли не превзошла такими же качествами её родная дочь Евдокия. В 1708 году, пятнадцатилетней девочкой попала Евдокия в постель к Петру, а через два года Пётр пристроил её, выдав замуж за одного из своих любимцев, бывшего его денщика, а в ту пору тридцативосьмилетнего бригадира Григория Петровича Чернышева, родоначальника графской фамилии Чернышевых. Муж Евдокии был храбр, честолюбив и прославился многими подвигами в Северной войне: участвовал в штурмах десятка крепостей, взял в плен коменданта Нарвы генерала Горна, был много раз ранен. Женитьба на царской фаворитке расценивалась им как награда за боевые подвиги, ибо Евдокия принесла бедному бригадиру немалое приданое, а Пётр одарил «молодых» богатыми подарками. Пётр, выдав Евдокию за Чернышева, долгие годы сохранял с нею прежнюю связь и, как утверждали, был отцом шести её детей — трёх сыновей и трёх дочерей. Однако, учитывая необыкновенно лёгкий нрав Евдокии, отцом этих детей мог быть кто угодно. Разумеется, не исключено, что кто-то из них был и царским отпрыском. Во всяком случае, дети Евдокии добились многого не только из-за своего происхождения, но и благодаря несомненным личным достоинствам.
Отношение Петра к Евдокии Чернышевой, носившей во «Всешутейшем и всепьянейшем соборе» кличку «Авдотьи бой-бабы», сильно переменилось в худшую сторону после того, как Пётр посчитал её виновницей своей болезни; это была гонорея, и царь велел мужу Евдокии выпороть её за то, что она его заразила.
И всё же Евдокия Чернышева не была второй дамой в «соборе», она упомянута здесь после «князь-игуменьи» только потому, что была её родной дочерью.
Второй дамой в этой «кумпании» была «её величество государыня князь-цесаревна» Ромодановская, третьей — архиигуменья Стрешнева, ставшая после смерти Ржевской князь-игуменьей; затем шла «игуменья» Анастасия, — княгиня Анастасия Петровна Голицына, урождённая княжна Прозоровская и, наконец, «госпожа адмиральша» Михайловна, то есть сама Екатерина Алексеевна.
Здесь названы важнейшие «старицы», а кроме них не было числа «послушницам» и «богомолкам» — «смиренным грешницам», завлекаемым в этот содом.
Через него прошли многие: сёстры, дочери и жёны самих членов «собора», их дальние родственницы и просто знакомые девицы и женщины, короче говоря, все те, кто отличался миловидностью и мог понравиться «протодиакону» Петру Михайлову и его притчу.
Конечно, в отношении Екатерины Алексеевны никто не смел допустить какого-либо неуважения, но и она и Пётр были почётными зрителями, на потеху которым и трудился весь «собор», а они благодушно и покровительственно созерцали эти действа.
Что же касается Екатерины, то она всю жизнь молча переносила бесконечные супружеские измены Петра, не оставаясь, впрочем, внакладе...
Пётр и Меншиков оказывались в Москве лишь наездами из-за того, что на северо-западе России и сопредельных с нею территориях шла бесконечная война, сопровождавшаяся переменчивыми «конфузиями» и «викториями» на суше и на море, штурмами и осадами крепостей, закладкой и строительством новых гаваней и городов.
После того как были взяты Шлиссельбург и Ниеншанц, а в мае 1703 года заложен Санкт-Петербург, была одержана и первая морская победа, за которую капитан Пётр Михайлов и поручик Александр Меншиков удостоены одинаковой награды — ордена Андрея Первозванного, тогда первого и единственного российского ордена.
В октябре 1703 года Меншиков приехал в Москву и перевёз девиц Арсеньевых в свой дом, где уже жили его сёстры.
Марию Даниловну Меншикову в декабре того же года выдали замуж за графа Алексея Алексеевича Головина, а за другую сестру, Анну, посватался один из денщиков Петра I Антон Мануилович (Эммануилович) де Виейра. Непрошеный и нежеланный зять Меншикова — португальский еврей де Виейра, в русских документах известный как Девиер, в юности служил матросом на португальском корабле, оказавшемся в Голландии, когда там находился Пётр I. Де Виейра прельстился придворной службой и начал её скороходом у Меншикова. Однако очень скоро он перешёл к Петру, определившему ловкого португальца в гвардию, а затем и в свои денщики. Здесь де Виейра настолько укрепился, что даже посмел свататься к сестре Меншикова Анне. Денщики Петра I несли службу офицеров-ординарцев, числясь в свите государя. Звание денщика считалось выше камер-юнкерского, и многие из царских денщиков были офицерами гвардии. Денщики были лицами, очень близкими к царю, пользовались большим его доверием и часто выполняли ответственные поручения Петра. Многие из них стали со временем сенаторами и генералами. Впоследствии положение и обязанности царских денщиков соответствовали званию и обязанностям флигель-адъютантов.