Право на возвращение
Шрифт:
— Ни в чем. Я тебя понимаю. Но он может рассказать нам очень много о том, что происходит в Центральной Азии. Наше положение значительно укрепится, если мы узнаем то, что знает он. Индия, Китай — у всех проблемы с экстремистами. Китайцы за эти годы подавили множество исламских восстаний, а если у нас будет что предложить коллегам из тех мест, мы и от них кое-что получим. Твой сын — главный приз в лотерее, Брам.
— Я хочу подарить ему жизнь. Я не хочу, чтобы вы его сломали.
— Мы знаем. Мы будем очень осторожны.
— Я хочу забрать его
Макс улыбнулся:
— Я — в Тель-Авив, ты — в Москву. Как твоя Эва, когда ей рожать?
— Хочешь, чтобы я тебе сказал? Все равно ведь не поверишь.
— Неужели двадцать девятого? — поразился Макс. — Двадцать девятого, да?
— Да.
Макс недоверчиво покрутил головой:
— Твое безумие заразительно…
— А что твоя девушка? Которая работала в больнице?
— Все кончено.
— Хреново, — посочувствовал Брам.
— Такие дела… А тот мальчик, почему ты привез его с собой?
— Он был ужасно одинок.
Макс кивнул, сразу став серьезным. Потом спросил:
— Выпить не хочешь? К кофе ты даже не притронулся. Виски? Водки?
— Нет, только не алкоголь.
— А я выпью водочки. — Макс нагнулся к мини-бару, достал маленькую бутылочку и, выпрямляясь, задумчиво сказал: — Это твое двадцать девятое — ты меня заинтриговал. Змеи. Беньямин уверен, что видел змей незадолго до того, как его украли?
— В доме, где мы тогда жили. Огромный, полуразрушенный дом. Он видел змей сквозь дыру в полу на втором этаже. Но когда я поглядел в ту же дыру, то ничего не увидел.
— Почему ты придаешь этому такое значение? — Макс отпил глоток из бутылочки и прокомментировал:
— Выдохлась. Чистая вода. Так почему это важно?
— Не знаю. Все было очень странно, пугающе, словно у него было видение или что-то вроде. Чертовщина какая-то.
— Ты кто? Магический реалист? Каббалист? Хиппи-перестарок?
— Нет. Но что-то случилось тогда. Я не могу объяснить, потому что сам не понимаю.
— А твое нумерологическое безумие?
— Оно помогло мне выжить. В самое тяжелое время. Оно давало мне надежду. На то, что Вселенная подчиняется какому-то порядку. Честно говоря, я и сейчас в глубине души уверен, что наступит день, когда кто-то отыщет формулу, объясняющую все на свете. Вроде Е=МС2.
— Формулу Творения?
— Не знаю, как ее назовут.
Макс схватил трубку телефона и распорядился:
— Бутылку «Столичной» в номер, пожалуйста, да, целую бутылку. Нет, именно «Столичную», ничего другого… Отлично… И какого-нибудь сыру, и — да! — bitterballen, [101] я их сто лет не ел. Да. Три порции.
Он вернулся к столу.
— Давай-ка как следует напьемся, Брам.
— Нам не надо ничего обсудить?
— Завтра.
101
Специфическая голландская закуска
— Как вы это делаете? Какая-то специальная техника?
— Возьмем его на улице. Стандартная процедура.
— Вы сейчас следите за ним? — Да.
— А голландцы? Вы им должны были что-то сказать?
— Эти считают, что мы разыскиваем какого-то мелкого мошенника. Ничего особенного.
Они молча поглядели друг на друга.
— Я думал, он давно мертв, — прошептал Брам.
— Послушай, Брам, Беньямин уже не ребенок. Он взрослый человек. И мы ничего о нем не знаем. Он изучал боевые искусства и может убивать голыми руками. Мы знаем, что он вооружен. И он готов умереть за свою веру.
— Может быть, все кончится хорошо. — Брам даже не сомневался в этом. Бенни вернется. Если он захочет слушать, захочет прислушаться к голосу отца.
— Вполне возможно, — сказал Макс.
— Вы ведь не будете пытать его? Балин гарантировал мне…
— Мы не пытаем.
— Я не хочу, чтобы ему причинили боль, чтобы он страдал.
— Он твой сын, Брам, мы все понимаем.
— И я смогу с ним поговорить, — полным веры голосом произнес Брам.
— Мы тоже на это надеемся.
— Я очень хочу его видеть. Ты не представляешь себе, Макс, как я…
— Я хочу кое-что тебе показать, — перебил его Макс.
Он раскрыл папку, лежавшую на столе, вытащил из нее листок бумаги и подтолкнул его поближе к Браму.
Это оказался пестрый плакатик, украшенный китайскими иероглифами и драконообразной змеей, извещавший о «грандиозном фейерверке» 28 января на берегу залива:
«Общество Китайско-Голландской дружбы отмечает в Амстердаме начало Года Змеи. Фейерверк, какого в Голландии никогда еще не видели! Между 22:00 и 23:00».
У Брама разом пересохло в горле, он посмотрел на Макса почти безнадежно.
— Если он что-то действительно планирует, — сказал Макс, — это идеальное время и место. В городе, как и в любой европейской столице, уйма китайцев. Сотни жертв, не исключено присутствие членов королевской семьи — одна из принцесс собиралась приехать, чтобы подчеркнуть сердечные и теплые отношения с Китаем, что-то вроде этого.
— Двадцать восьмого… — пробормотал Брам.
— Да. Тоже одно из твоих любимых чисел, разве нет? Два, двадцать два, двадцать восемь — что-то в этом роде?
Брам кивнул.
— Если твой сын здесь для того, чтобы взрываться, он должен выбрать именно этот вечер. Двадцать восьмого, в двадцать два часа двадцать восемь минут — здорово я изучил твою концепцию, а?
— Это не моя концепция, — оборвал его Брам. — Это безумие. Думать так вредно для здоровья.
— Охренеть от них можно, — вдруг сказал Макс. — Оказывается, в этой комнате нельзя курить. Представляешь? Вот суки!
Он встал, раскрыл чемодан, стоявший на багажной полке возле двери в ванную, вытащил блок «Мальборо» и разорвал целлофановую упаковку.