Право на выбор
Шрифт:
Дор Шаррах улыбается мне за спину — легкая снисходительность и сочувствие мерещатся мне в этой улыбке — а потом начинает заполнять какие-то формы во встроенном планшете, периодически задавая вопросы: количество полных лет, рост, наличие отличительных особенностей... в большинстве граф — прочерк: нет у меня близких родственников (в радиусе ближайших звездных систем), в семейных отношениях не состою, детей тоже нет... После опроса и получасового ожидания мне выдают что-то вроде местного вида на жительство, а если я проживу на Тавросе больше трех лет, то получу
— Но ты не беспокойся, прав у тебя меньше не будет — это просто формальная категория, требуется для статистической отчетности.
— Поняла...
На новой карточке все те же незнакомые символы — и пользуясь случаем, я спрашиваю про изучение языка. Мар и дор Шаррах обмениваются нечитаемыми взглядами.
— Это… это будет проблемой?
— Нет, что ты… никаких проблем… Я узнаю, кто из наставников сейчас свободен.
— Хорошо… Заранее спасибо…
— Не за что, милая, будем на связи. Мар.
— Дор Шаррах.
Опять эти странные жесты…
— А мне не нужно было так делать? — спрашиваю я шепотом, когда мы спускаемся на улицу.
— Нет, — отвечает Мар чуть удивленно. — Это традиционное приветствие между мужчинами, женщинам достаточно просто поздороваться.
— Потому что женщины все прилетные, да?
— Именно так. Схватываешь на лету.
Боже… ему нельзя улыбаться… вот так…
Охваченная внутренним трепетом, я замечаю пару молодых туров на выходе из здания, только когда мы проходим мимо. Они нас замечают тоже — молча смотрят на меня в упор, и взгляд их кажется мне недобрым. Я привыкла к повышенному вниманию — ну, почти привыкла — но это уже… чересчур. Я невольно шагаю к Мару поближе, касаясь плечом бинтов на его руках. Кстати о птичках… он уже давно с этими бинтами…
— Ты… где-то поранился? — спрашиваю осторожно.
— Что? А… ну… не совсем… Это долго объяснять… давай дома?
Я киваю, соглашаясь… давящий взгляд в спину прожигает, скорей бы уйти отсюда, уйти как можно дальше…
Уйти нам не дали.
— Дор Маршаллех!
Эти двое вышли за нами, одинаково хмурые, мрачные, напряженные… Мар издает низкий гортанный звук, и спустя миг я стою за его спиной. Что бы это ни значило…
— Что вам надо? — выжимает он сквозь зубы.
… вряд ли это что-то хорошее…
Я не вижу его лица и не уверена, что хочу видеть… Пытаюсь выглянуть из-за его спины, он сразу же задвигает меня обратно. Его рука обжигает так, что на коже остается красное пятно… боже ты мой… как он сам еще не горит?..
— Право на Шер-аланах, — звучит голос одного из незнакомцев, густой и страшный. — Право на Тур’шернар.
Клокочет что-то в груди у Мара, весь он вибрирует страшно, будто еще секунда — и сорвется, лопнет эта пружина в нем, и тогда… не знаю, что будет тогда, у меня сводит живот и подгибаются ноги, когда я беру его за огнем горящую руку — в прямом смысле горящую! — и выдавливаю:
— Мар… пожалуйста… пойдем
Незнакомые туры смотрят с удивлением, но удивление не перекрывает и половины той жадной ярости, что плещет в их глазах черно-красными волнами. Мне не по себе так, как вообще может быть, я силком отвожу взгляд и заставляю себя посмотреть на Мара.
Твою мать.
Я едва не разжимаю руку — и сдавливаю его ладонь только крепче. Не отпущу. Ни за что в жизни. Пусть рука отвалится к чертовой матери, но я его не отпущу.
— Завтра. В час Турана. Плато Шер-дошур, — бросает он резко, а потом разворачивается и тянет меня за собой. Я почти бегу за ним, но он будто не видит ничего перед собой, не слышит, рука его плавится, а на бинтах расползаются черные пятна… Его раны открылись? Из-за напряжения? Господи, делать-то что?.. Явно же что-то плохое случилось, я не поняла половины слов, но тут и понимать не надо — на завтра забили стрелку и причина этому — я.
Что за Шер-аланах? Право на что они требовали? Я же читала о традициях туров, почему ничего не могу вспомнить?.. Тур’шернар, слово-то какое… что-то было… что-то ритуальное… что-то про кровь... твою мать, ну почему я такая безголовая?! Вместо анатомии лучше бы традиции изучила как следует!..
Мар молчит до самого дома. Там он сухо и отрывисто, но очень настойчиво просит меня оставаться дома и не выходить ни под каким предлогом. Я так напугана, что не спорю и не спрашиваю, куда он уходит. Его нет до самого вечера, когда я уже извожусь до белой пелены и шума в ушах.
Он возвращается один и целый — во всяком случае на первый взгляд. На меня он не смотрит, за его спиной — какой-то чехол. Все сомнения и надежды во мне растворяются в слепом и безгласном ужасе, когда он достает из него вогнутое лезвие на каменной рукояти, тяжелое и страшное даже на вид.
— Что… зачем… Мар… что происходит?..
Тур опускает лезвие на стол и наконец поднимает на меня глаза.
— Завтра будет Тур’шернар. Я буду драться с ними и убью обоих. Ты справишься с этим?
— Зачем вам драться?..
Дура. Ты ведь уже знаешь ответ.
Мар смотрит на меня молча. Скажи это. Мне нужно, чтобы ты это сказал.
— Эти двое… захотели тебя как свою женщину.
Так и знала.
— А мое мнение тут вообще не учитывается?!
— Это касается только нас. Исход поединка тебя ни к чему не обяжет… Я обязательно объясню, когда все закончится. Если бы можно было решить словами… никто бы не стал устраивать поединок на смерть.
На смерть?.. А если…
— А если… а если тебя…
— Они не убьют меня.
— Откуда ты знаешь?!
— Я знаю. Поверь в меня.
Истерика обрывается в самом зачатке. Что-то такое в том, как он смотрит… как сжимает рукоять своего оружия… Он будет драться — из-за меня. Снова.