Православие, инославие, иноверие. Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи
Шрифт:
Управляя разнородным, разбросанным по огромной территории населением, имперское государство признавало различия и легитимизировало плюрализм правовых режимов. Эта практика несомненно представляла собой важный источник силы и жизнеспособности режима. Но в тех случаях, когда отличные друг от друга правовые режимы приходили в столкновение между собой, у государства не было другого выбора, кроме как действовать в качестве арбитра – или наделяя православие конкретными преимуществами перед другими конфессиями, или позволяя подданным поступать по велениям собственной совести. И тот и другой выбор влек за собой существенные политические последствия, имевшие влияние на устойчивость империи в длительной перспективе. Отказ от попыток поддержать привилегии православия был бы чреват формированием сильной оппозиции со стороны церкви и, таким образом, отчуждением от себя наиболее, возможно, важного в убывающем списке союзников самодержавия. Но отстаивание этих прерогатив ожесточало против государства другого важного союзника – остзейскую элиту, которая с начала 1840-х годов рассматривала проблему своей региональной автономии отчасти сквозь призму смешанных браков. Защита привилегий православия также исключала какое бы то ни было примирение с католиками после распространения петровских норм на западные губернии в 1832 году, а тем самым ограничивала вероятность того, что смешанные браки смогут внести лепту в дальнейшую интеграцию империи. Гражданский брак мог бы, наверное, смягчить многие из этих трудностей, сделав брак конфессионально «нейтральным» институтом [581] . Но введение гражданского брака означало бы слишком радикальный разрыв с прошлым для режима, который оставался привержен религии вообще почти в той же мере, что и православию в частности.
581
Именно так, к примеру, произошло в Венгрии, где конфликты по поводу смешанных браков вызвали введение обязательного гражданского брака в 1894 г. Однако этот процесс имел своим последствием
Перевод Михаила Долбилова
Глава 7
ГЛАВА ЦЕРКВИ, ПОДДАННЫЙ ИМПЕРАТОРА: АРМЯНСКИЙ КАТОЛИКОС НА СТЫКЕ ВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ИМПЕРИИ.
1828–1914
В истории редко случалось, чтобы географические границы религиозных сообществ совпадали с границами государств. Поэтому для отправления религиозных обрядов верующим часто приходилось пересекать государственные границы, а правительствам – разбираться с возникающими в результате этого затруднениями и стараться использовать выгоды, вытекающие из международного аспекта различных религиозных традиций. Многоконфессиональный характер Российской империи делал подобные заботы особенно значимыми – факт, который историки начинают по-настоящему осознавать только сейчас. Паломничество в Ургу, Мекку, Иерусалим или Рим предполагало пересечение верующими границ империи, в результате чего возникали проблемы пограничного контроля, консульского обслуживания и контактов российских подданных с иностранцами. Замещение пастырских вакансий в России иногда требовало от религиозных сообществ поиска кандидатов за рубежом, что выдвигало на передний план проблемы подданства, знания русского языка и политической благонадежности. Вхождение католиков в состав Российской империи заставило Петербург вступить в сложные отношения с папским престолом, в то время как присутствие православных христиан на Балканах и в Палестине предоставило России возможность оказывать давление на османское правительство. В целом религиозные вопросы иногда глубоко втягивали Россию в дела иностранных государств [582] .
582
Интересные исследования этих сюжетов см.: Brower Daniel. Russian Roads to Mecca: Religious Tolerance and Muslim Pilgrimage in the Russian Empire // Slavic Review. 1996. Vol. 55. № 3. P. 567–586; Ямилинец В.Ф. Россия и Палестина: Очерки политических и культурно-религиозных отношений, XIX – начало XX века. М., 2003; Kane Eileen. Pilgrims, Holy Places, and the Multi-Confessional Empire: Russian Policy Toward the Ottoman Empire under Tsar Nicholas I, 1825–1855 / Ph.D. diss. Princeton University, 2005; Герд Л.А. Константинополь и Петербург: Церковная политика России на православном Востоке, 1878–1898. М., 2006; Токарева Е.С., Юдин А.В. Россия и Ватикан в конце XIX – первой трети XX в. СПб., 2003; Skinner Barbara. Borderlands of Faith: Reconsidering the Origins of a Ukrainian Tragedy // Slavic Review. 2005. Vol. 64. № 1. P. 88–116. О взаимодействии империй между собой см.: Miller Aleksei. Between the Local and Inter-Imperial: Russian Imperial History in Search of Scope and Paradigm // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2004. Vol. 5. № 1. P. 7–26, особ. р. 18–20 [см. позднейшую версию данной работы на русском языке: Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. 2-е изд. М., 2010. Гл. 1. – Прим. ред.].
В настоящей главе международный аспект российских конфессиональных проблем исследуется на примере духовного главы Армянской апостольской церкви – католикоса, верховного патриарха всех армян. Присоединение Восточной Армении в 1828 году переместило престол католикоса – монастырь Эчмиадзин – в пределы России, а самого патриарха превратило в подданного российского императора [583] . Поскольку католикос имел исторические основания претендовать на духовную власть над всеми приверженцами Армянской апостольской (Армяно-григорианской) церкви, где бы они ни проживали [584] , имперское правительство получало беспрецедентный инструмент воздействия на армянские общины Персии и Турции. В течение XIX столетия оно прилагало большие усилия для поддержания и повышения престижа католикоса в целях расширения российского влияния за южными границами империи.
583
О самом Эчмиадзине и его ранней истории см.: Арапетов Я. Эчмиадзинский монастырь // Журнал Министерства внутренних дел. 1844. Часть 6. С. 208–243; Об Армяно-Григорианской церкви в Российской империи // Журнал Министерства внутренних дел. 1856. Часть 20. С. 69–70; Adalian Rouben Paul. Historical Dictionary of Armenia. Lanham, MD., 2002. P. 182–187.
584
Армяне называли свою церковь «апостольской», тогда как российские имперские власти обозначали ее как «григорианскую», в честь просветителя Армении IV в. Св. Григория. Видимо, это имело целью подчеркнуть ее будто бы «сектантский», а не апостольский характер. См.: Меликсет-Беков Л.М. Юридическое положение верховного Патриарха Армянского. Одесса, 1911. С. 3; Nersoyan, Tiran. Laity in the Administration of the Armenian Church // Kanon: Jahrbuch der Gesellschaft f"ur das Recht der Ostkirchen. 1977. Vol. 3. S. 106.
При этом четкое определение прав и статуса католикоса оказалось делом весьма сложным и политически значимым. Католикос должен был пользоваться духовным авторитетом у верующих за границей и одновременно выполнять административные требования в России, соответственно его власть должна была быть ограниченной и в то же время очень широкой. На практике повышение престижа католикоса среди зарубежных армян заставляло имперское правительство идти на значительные уступки в отношении управления духовными делами григорианского исповедания на своей территории. Правительственные усилия по подчинению зарубежных армян Эчмиадзину имели своей оборотной стороной усложнение армянского религиозного вопроса внутри России. К концу XIX века имперские чиновники уже сильно сомневались в мудрости принесения в жертву внутригосударственных интересов ради влияния католикоса за границей. Но все же они не были готовы окончательно проститься с представлением о том, что решительная поддержка Эчмиадзина выгодна с внешнеполитической точки зрения. После 1905 года правительство уже видело необходимость реформы армянских церковных дел, однако оставались сомнения в том, насколько эти реформы перевесят возможный вред, нанесенный престижу России в глазах зарубежных армян.
Попыткам российских властей манипулировать католикосом и армянской церковью существенно препятствовало и то, что основой группового единства армян служили две близкие, но все же отличающиеся друг от друга концепции. Одна из них воплощалась в Апостольской церкви, которая являлась, пожалуй, самым ярким примером национальной церкви, поскольку к ней принадлежали исключительно армяне и только немногие представители этого народа находились вне ее лона. Глава церкви считался католикосом «всех армян» с XI–XII века, и в этом смысле церковь и нация были тождественны [585] . Наряду с этим формировалось представление об армянской нации как о группе, независимой от принадлежности к той или иной церкви. Задолго до XIX века были известны армяне-католики, и с ростом влияния западных держав в том же XIX веке – сначала в Османской империи, а к середине века также и в России – некоторые армяне стали переходить в протестантизм. Заявившие о себе во второй половине века армянские революционеры, даже если они не полностью отказывались от церкви как символа единства народа, тем не менее усложняли соотношение между вероисповеданием и национальностью. Как свидетельствуют исследования последних лет, подобные противоречия были характерны для коллективного самосознания не только армян [586] . Но для российских имперских властей, признававших и даже продвигавших идею вселенского значения католикоса, эта проблема должна была иметь особую важность.
585
Maksoudian, Krikor Vardapet. Chosen of God: The Election of the Catholicoi of All Armenians, From the Fourth Century to the Present. New York. 1995. Р. IX.
586
См., напр., следующие работы: Smith Helmut Walser. German Nationalism and Religious Conflict: Culture, Ideology, Politics, 1870–1914. Princeton, 1995; Himka John-Paul. Religion and Nationality in Western Ukraine: The Greek Catholic Church and the Ruthenian National Movement in Galicia, 1867–1900. Montr'eal, 1999; Vulpius Ricarda. Ukrainische Nation und zwei Konfessionen: Der Klerus and die ukrainische Frage, 1861–1921 // Jahrb"ucher f"ur Geschichte Osteuropas. 2001. Vol. 49. H. 2. S. 240–256; Weeks Theodore R. Religion and Russification: Russian Language in the Catholic Churches of the «Northwest Provinces» after 1863 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2001. Vol. 2. № 1. P. 87–110; Сталюнас Д. Может ли католик быть русским? О введении русского языка в католическое богослужение в 60-е годы XIX века // Российская империя в зарубежной литературе: Антология. Работы последних лет / Ред. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 570–588.
Присоединение и возвышение Эчмиадзина
Хотя на протяжении длительного времени эчмиадзинский престол признавался религиозным центром всех армян, пределы его действительной духовной власти варьировались, будучи обусловлены конкретной политической ситуацией и возникновением новых духовных центров. Согласно преданиям, Эчмиадзин был основан в начале IV века Григорием Просветителем,
587
Слово «эчмиадзин» по-армянски означает «сошел единородный».
588
Полный титул католикоса в кондаках звучал так: «Раб Иисуса Христа и, по неисповедимой воле Бога, глава епископов и католикос всех армян, верховный патриарх всенародного первочтимого престола Араратского, апостольской матери-церкви кафедрального Эчмиадзина». См.: Папаян, Стефан. Армянские патриархи. Луганск, 1908. С. 13. Однако к какому именно времени относится введение этой титулатуры, не ясно.
589
ЦГИАГ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 889. Л. 21 об. См. также замечание по этому поводу армянского священника в Калькутте: Jacob P.H., Reverend. A Brief Historical Sketch of the Holy Apostolic Church of Armenia. Calcutta, 1895. Р. 8–10.
Однако в Средние века, в ситуации рассеяния армянского народа, возникли и другие престолы с религиозными лидерами, носившими высокое духовное звание. Сам эчмиадзинский престол в свое время вынужден был покинуть свое местопребывание и после долгих странствований в XII веке оказался в Сисе, столице Киликии. После падения этого армянского царства (1375) духовные лица Восточной Армении в 1441 году снова избрали католикоса для восстановленного престола в Эчмиадзине. Но сисские католикосы от своего статуса не отказывались, и с того времени имелись, по крайней мере, два лица, носивших титул «католикос» и находившихся в сложных отношениях друг с другом. Между тем в Ахтамаре (в XII веке) и Ганзасаре (видимо, в самом конце XIV века) появились региональные «католикосы», а в Иерусалиме (1311) и Константинополе (1461) – патриархи армянской церкви. В каждом случае это были местные епископы, вынужденные претендовать на духовную самостоятельность, поскольку они не могли поддерживать контакт с каким-либо центральным престолом. Ввиду размеров Османской империи и роста армянского населения в ее столице константинопольский патриарх стал особенно важной фигурой в местной церкви, хотя формально он, как и иерусалимский патриарх, оставался подчиненным Эчмиадзину. На практике же константинопольский патриарх, особенно в XVIII веке, проявлял достаточную независимость и действовал как глава церкви в Османской империи. Во всяком случае, османское правительство признало его единственным главой всего армянского миллета (общины) империи и даровало ему исключительную административную и судебную власть. Одним словом, представление о духовном единстве армян и безусловном первенстве Эчмиадзина присутствовало в армянском коллективном сознании, но не являлось безусловной исторической реальностью в момент появления России на армянской сцене к концу XVIII века [590] .
590
В описании этой ситуации я опираюсь на следующие источники: Adalian. Historical Dictionary. P. 37–39, 66–69, 130–133, 182–187; Maksoudian. Chosen of God. P. 47–81; Herardian M. Interrelations of Etchmiadzin and Cilician Patriarchal Sees // Armenian Review. 1956. Vol. 9. № 2. P. 16–31; Ashjian Mesrob. The Catholicoi of Etchmiadzin: An Overview of the Electoral Process. New York, 1995. Р. 14–15; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 16–16 oб.; ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 687. Л. 5; Kevork B. Bardakjian. The Rise of the Armenian Patriarchate of Constantinople // Christians and Jews in the Ottoman Empire: The Functioning of a Plural Society / Eds. Benjamin Braude, Bernard Lewis. New York, 1982. Vol. 1. P. 89–100; Barsoumian Hagop. The Dual Role of the Armenian Amira Class within the Ottoman Government and the Armenian Millet (1750–1850) // Ibid. P. 171–184; Libaridian Gerard Jirair. The Ideology of Armenian Liberation: The Development of Armenian Political Thought before the Revolutionary Movement (1639–1885). Ph.D. diss. University of California at Los Angeles, 1987. P. 92–102.
Параллельно этому со второй половины XVIII века складываются предпосылки для восстановления авторитета Эчмиадзина. Католикос Симеон (Ереванци) создал там семинарию, провел опись недвижимости Эчмиадзина и подчинил себе поместных ганзарских католикосов (в Персии) [591] . Именно к этому времени, т. е. к 1760-м годам, относятся первые контакты Эчмиадзина с Россией: Екатерина II удовлетворила просьбу Симеона о подчинении астраханских армян ему, а не ганзарскому католикосу. Завоевание восточной Армении Россией имело очень большое значение для осуществления растущих претензий Эчмиадзина. Впервые после монгольского нашествия 1220 года Эчмиадзин оказался в стране, управляемой христианским монархом, между тем как другие патриархи и католикосы оставались подданными мусульманской империи. Следует подчеркнуть, что возрождение Эчмиадзина было тесно связано с властью Российской империи [592] .
591
По данным Роберта Хьюсона, последний ганзарский католикос умер в 1816 г., а его престол был уничтожен в 1830 г. См.: Hewson Robert A. Armenia: A Historical Atlas. Chicago, 2001. P. 171–172.
592
Adalian. Historical Dictionary. P. 184–186, 348–439; Bournoutian George A. The Khanate of Erevan Under Qajar Rule, 1795–1828. Costa Mesa, Cal., 1992. P. 74–75; Эзов Г.А. Начало сношений Эчмиадзинского патриаршего престола с русским правительством // Приложение к журналу «Кавказский вестник». 1901. № 10. О менявшемся положении армян в России в XVIII в. см.: Лебедев Амфиан. Вероисповедное положение армян в России до времени Екатерины II (включительно). М., 1909.
Четко осознав значение Эчмиадзина для армян, Петербург стал вмешиваться в выборы католикоса уже в конце XVIII века [593] . Тогда Эчмиадзин еще находился в Персии, но в выборах католикоса был заинтересован и османский султан, имевший под своей властью многочисленное армянское население. Обычно эчмиадзинская община и представители персидско-армянской общины избирали одного или нескольких кандидатов на вакантный престол. Затем константинопольская община от имени турецких армян выбирала одного из предложенных кандидатов, которому султан вручал берат, признавая его духовную власть над армянами Османской империи. В силу влияния Порты и константинопольской общины, а также ослабления Персии обычно католикосом становился османский подданный, а часто и сам константинопольский патриарх [594] .
593
О раннем участии России в выборах см.: Эзов Г.А. Начало сношений; Папаян С. Армянские патриархи. С. 9–10.
594
О выборах до российского вмешательства см.: Эзов Г.А. Начало сношений. С. 12–14; Kane. Pilgrims, Holy Places. Р. 124–126; Избрание Верховного Патриарха Католикоса Армянской-Григорианской церкви. СПб., 1843. С. 6–7. Судя по всему, говорить о сколько-нибудь четко определенном порядке выборов нельзя.
Первоначально главная забота России заключалась в упрочении своего влияния на процесс избрания и утверждения католикоса и по возможности в возведении на престол российских подданных. В 1800 году Петербургу удалось добиться избрания католикосом армянского архиепископа в России Иосифа Аргутинского, активного участника российской военной кампании против Персии в 1796 году. Иосифу не было суждено взойти на престол: он умер по дороге в Эчмиадзин. Однако Россия приобрела для себя право участвовать в выборах и, как казалось Петербургу, даже утверждать католикоса в его сане [595] . Попытка воспользоваться этой привилегией была предпринята сразу же после смерти Иосифа, когда развернулась борьба между двумя новыми претендентами на патриарший престол. В 1807 году его занял ставленник Петербурга Даниил, а в 1809 году российский император уже не только утверждал нового католикоса (Ефрема), но и заставил его приехать в Петербург для личного свидания [596] . На следующие полвека России удалось монополизировать престол для своих подданных, а аннексия Восточной Армении в 1828 году еще более упрочила влияние Петербурга в Эчмиадзине.
595
Эзов Г.А. Начало сношений. С. 41–53; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 6–7; Аракелян Г.Х. Духовный центр Эчмиадзина в сфере противоборства России и Ирана в первой четверти XIX века по персидским и турецким документам Матенадарана: Автореф. канд. дис. Ереван, 1991. Об Иосифе см.: Юдин П. Католикос Иосиф, князь Аргутинский-Долгорукий: К истории гайканского народа в России // Русский архив. 1914. № 9. С. 58–96.
596
Краткий обзор этой сложной ситуации см. в следующих работах: Maksoudian. Chosen of God. P. 96–99; Ashjian M. Catholicoi of Etchmiadzin. P. 49–53; Bournoutian, George. Eastern Armenia from the Seventeenth Century to the Russian Annexation // The Armenian People from Ancient to Modern Times / Ed. Richard G. Hovannisian. London, 1997. Vol. 2. P. 98–99; Агаян П. О присоединении восточной Армении к России см.: Сборник документов. Ереван, 1972. С. 20–24.