Правоверный
Шрифт:
Кабул направляется сотрудник русского происхождения, он был просто взбешен. Первое, что он спросил, почему этот вопрос не был с ним согласован.
Адамс промолчал. Он невозмутимо поднялся с кресла, взял из бара бутылку виски, пару бокалов, содовую, и поставил все на столик, за которым сидел в глубоком кресле Камински.
И только после того, как они пригубили бокалы, Адамс ответил на его вопрос.
— Сэр, — спокойно проговорил он, закуривая сигару, — команда в отношении Джексона, поступила из Лэнгли, — поэтому все вопросы пожалуйста адресуйте туда.
Камински едва не поперхнулся, услышав такой ответ. Ему оставалось только принять все, как есть.
— Я понимаю вас, сэр, вы не доверяете Джексону, но возможно вы измените о нем свое мнение, если ознакомитесь с его досье.
Адамс подошел к сейфу, достал оттуда копию досье на Джексона, и протянул Камински.
— И еще, сэр, — добавил он, наблюдая как тот листает досье, — мы ничем не рискуем. Агент, к которому направляется Джексон, «двойник». И неизвестно, с кем он сотрудничает честно, с нами, или русскими…
Все это время Филипп проживал в местной гостинице. В соседнем номере остановился гражданин Великобритании.
Генри Смит, так по крайней мере представили Филиппу Джексону этого человека, был независимым журналистом. Фил должен был сопровождать его к Ахмад Шаху в Афганистан и быть при нем переводчиком. И только потом Фила переправят в Кабул. Когда это произойдет, ему сообщат уже там, в лагере Ахмад Шаха.
Генри Смит сразу понравился Филиппу. Этот человек был из категории тех людей, которые открыты окружающим своей общительностью и открытостью характера. Фил так и мог понять, или это игра профессионала, или это все дано тому от природы.
Приходя иногда вечерами к Филиппу, Смит, потягивая из стакана неразбавленный виски, много шутил и рассказывал анекдоты. Он не любил вести разговоры о деле, ради которого оказался здесь, в Пакистане, а донимал Фила расспросами об Афганистане, который считал для себя редкой экзотической страной. Так это было, или нет, но Фил охотно выполнял эти просьбы.
Иногда Смит выходил на балкон, и с неподдельным восторгом восхищался чистыми лунными вечерами, и открывавшимся пейзажем экзотического, как он считал, города.
Однажды, когда они ехали на открытом джипе в один из тренировочных лагерей моджахедов расположенных под Пешаваром, он, рассматривая попадавшие навстречу немногочисленные семьи афганских беженцев, вдруг воскликнул:
— Посмотри, Фил, какой красивый афганец! С каким гордым видом шагает этот нищий бедняк! — и помолчав, явно рассчитывая на такую же реакцию, которую так и не дождался, продолжил:
— Да, Фил, ты был прав, когда вчера рассказывал мне об этой стране. Это очень оригинальный и самобытный народ. Сколько раз его пытались завоевать мои предки, англичане. Как ты рассказывал? Два, или три раза?
— Три, три раза! — крикнул в ответ Фил, притормаживая джип, чтобы пропустить переходящих дорогу местных низкорослых коровенок.
— Да! Точно, три! — крикнул в ответ Смит и, что-то просчитывая в уме, замолчал. Потом снова повернул к Филу голову:
— Мне кажется англичане проиграли все эти войны только потому, что хотели сохранить порядки на Востоке на уровне средневековья…
Фил, которому уже надоела эта полемика, на реплику Смита ответил молчанием. Впереди шла процессия. Фил остановил машину.
— Что случилось? Почему встали? — спросил Смит.
— Похороны, — коротко ответил Филипп, и вышел из машины. Мимо торопливо двигалась похоронная процессия. Одни мужчины, как и положено по мусульманскому закону. Белые чалмы покрывали головы живых, белые саваны спеленали мертвых. Филипп насчитал пять покойников, которых несли на руках, опустив глаза, погруженные в свои думы, уже далеко не молодые люди. В конце процессии шел белобородый старик. Опираясь на посох, он едва успевал за процессией.
— Кого хороните, уважаемый бабай?
Старик вздрогнул от неожиданности, услышав родную речь. Остановился, с удивлением посмотрел на Филиппа.
— Хороните, спрашиваю, кого? — думая что старик не расслышал, еще громче повторил тот свой вопрос.
— Сыновей своих. Привезли с гор… Бой там был большой. Здесь мой самый младший, Джамиль… Остальные соседи по палаткам. Мы из лагеря афганских беженцев. — Он остановился чтобы передохнуть, сгорбленный летами и болезнями.
— А сколько у вас детей, уважаемый?
— Десять дал аллах, и все мальчики. Трое здесь, у моджахедов, остальные там, у Бабрака. Старший то мой, Махаммад, там большой начальник, полковник, — не без гордости, продолжил старик. Помолчал, подумал, и с печалью голосе добавил:
— Может быть Махаммад убил своего брата Джамиля? Разбрелись все по разные стороны, вот аллах и карает нас за грехи наши… Слыханное ли дело, брат на брата руку поднял…
Процессия прошла, и старик ушел с ней. А неприятный осадок от этой встречи, еще долго преследовал Филиппа. Он молча вел автомобиль, даже не слыша о чем его спрашивает Смит.
Наконец он словно очнулся;
— Ты о чем, Генри?
— Слава, Богу, расслышал, я тебя спрашиваю, много ли американцев помогает афганским беженцам? Ведь это они сейчас были, я прав?
— Хватает, — неохотно ответил тот, и притормаживая, добавил, — все, приехали.
Видимо вспомнив, с какой целью прибыл в Пакистан, Смит промолчал, и только уже в домике, который им отвели, продолжил этот разговор.
— Я не понимаю, Фил, — заметил он, наливая в стакан виски, — зачем русским нужен Афганистан? У этой страны такие огромные и еще не освоенные пространства… Я много читал про Россию, и неплохо знаю ее историю…