Правоверный
Шрифт:
Поздно вечером, когда все сидели у тлеющего костра, Смит, обративший внимание на старинную винтовку, которая лежала на коленях проводника, попросил Филиппа спросить, что это за оружие.
— Это английский «Бур», немного помолчав, — ответил старый афганец. — Он достался мне от отца, отцу от его отца, а тому, от английского солдата, которого он убил.
Он ловко выхватил уголек из костра, подбросил его на ладони, поднес к трубке-коротышке, и задымил в свое удовольствие.
— Мы афганцы, любим оружие, — немного помолчав, с гордостью продолжал старик. — Порой и гроша на хлеб нет, а вот для покупки
— И много оружия в вашем кишлаке? — перевел очередной вопрос Смита старику Филипп.
— Мы не из бедных, в каждой семье по несколько стволов… винтовки и автоматы…Кочуем. Без оружия нам нельзя…Особенно в такое смутное время, — покачал головой старик.
Звездная ночь несла в ущелье сырость и холод. Старик поплотнее закидывает полу замусоленного, видавшего виды халата, и боком продвинулся к костру.
С интересом наблюдая за Смитом, Фил все больше и больше убеждался, что если он и журналист, то журналист прошедший довольно жесткую специальную подготовку. Не смотря на тяжелый переход через перевал, он выглядел, для неподготовленного журналиста, достаточно бодрым.
Через полчаса путь был продолжен. Шли уже более двух часов. Пот заливал лица путников. Неожиданно повеяло сильным холодом. Причиной был выросший перед ними устремивший ввысь ледник. Снова остановка. Через какое-то время, все услышали какой-то стук. Он повторился два раза.
Гафур прислушался, поднял с земли булыжник и ровно пять раз ударил по лежавшему перед ним огромному валуну. И почти сразу из-за скалы показалась закутанная в чадар человеческая фигура. В руках его был автомат Калашникова. И только сейчас Фил обратил внимание, что со стороны расщелины, метрах в двадцати от них, смотрел еще один ствол.
Далее группу сопровождали уже эти, встретившие их моджахеды.
Пока путников окружали сухие и травянистые каменные увалы, идти было сравнительно легко. Но когда они стали превращаться в густо осыпанных снегами великанов, с торчащими на них словно шапками, ледяными панцирями, путь их превратился в настоящий ад.
Ревущая в глубоком ущелье река, и редкие рощицы горных сосенок, были словно продолжением этой окружающей их суровой природы.
Шли молча. И только глухое сопение взбирающихся к перевалу людей, нарушало девственность окружающей их тишины.
Идти было очень тяжело. Шли помогая друг другу. Заплечные мешки с боеприпасами и провиантом на семь дней пути, казавшиеся вначале пустяком, сейчас, для людей карабкающихся по обледенелым откосам, были неимоверно тяжелы. Идти старались тихо и осторожно. Любое нарушение этих неписанных законов, могло привести за собой сход лавины.
К полудню следующего дня группа перевалила хребет, а к вечеру была уже у его подножия, рядом с небольшим селением, находящимся уже под контролем моджахедов Ахмад — шаха-Масуда.
Когда подошли к кишлаку, лучи уже прятающегося солнца, словно нехотя проглядывали из-за гор.
Все были вымотаны настолько, что Филипп и последовавший его примеру Смит, отказались от ужина, и выпив только по пиале густо заваренного зеленого чая, упали на покрытые кошмами, отведенные им прямо на земляном полу места, и сразу заснули.
Утром путь был продолжен.
Шиитский Иран, который накануне Апрельской революции в Афганистане сверг проамериканский режим и выбросил из страны всех американцев, к Пакистану, нашедшему в лице изгнанников своих новых покровителей, был настроен довольно враждебно. Такое же отношение Ирана было и по отношению к «Альянсу семи», обосновавшемуся в Пакистане. И причина «неприязни» не в разнице религиозных течений, — Пакистан и афганская оппозиция в лице «альянса» были сунниты, а именно, в их проамериканской политике.
Обо все этом и размышлял сейчас Филипп Джексон, идя след в след за Сулейманом.
…Филипп прекрасно знал, что такое «Ислам». Он знал, что это религия, и религия за многие века ставшая частью бытия миллионов людей в странах Азии и Африки. Для них она образ мышления и действия, надежда на справедливость в этой жизни, и упование на награду в жизни иной.
В настоящей жизни ислам, — это нефть. С исламом связана и исламская революция в Иране. С ним связана незатухающая и по сей день палестинская проблема, и уже ставшая историей ирано-иракская война, а теперь незатухающая проблема Афганистана.
Един ли ислам? Да. Един. Но единство его соткано из многих ответвлений, точно также, как и в других религиях. Филиппу пришли на память слова профессора, которые он слышал в студенческие годы. На одной из своих лекций, профессор на вопрос о единстве ислама, ответил словами его основателя: «Иудеи раскололись на семьдесят одну секту, назаретяне (христиане) раскололись на семьдесят две секты. Расколется и моя община на семьдесят три секты».
Однако, хотя ислам и считается единым, но все же он исходит их двух крупнейший направлений, суннизма и шиизма.
В отличие от суннитов, шииты являются сторонниками великого имамата — концепции передачи власти в общине в соответствии с текстуальным заветом, потомкам Али ибн Абу Талиба, считая законным преемником пророка только Али. А религиозное течение суннизма, проповедующее возвращение к чистоте раннего ислама времен Мухаммеда, основано в Аравии в середине XVIII аль Ваххабом, считает преемником пророка, его. В целом, в Афганистане, девяносто процентов населения, — сунниты, и только десять процентов, в основном жители горного Бадахшана, — шииты…