Предания нашей улицы
Шрифт:
16
Семья Адхама мирно сидела за ужином перед входом в лачугу. Ночная тьма освещалась лишь слабым светом звезд. Вдруг произошло нечто такое, чего жители пустыря не видывали со времен изгнания Адхама: ворота Большого дома отворились и из них вышел человек с фонарем в руке. Все взоры устремились к этому фонарю, от удивления языки прилипли к гортаням. Человек с фонарем был словно одинокая звезда, плывущая во мраке. Когда же он прошел половину пути от Большого дома до хижины, Адхам, вглядевшись в слабо освещенную
— Это же дядюшка Керим, бавваб [11] из Большого дома.
Все еще больше удивились, когда поняли, что он направляется именно к ним. Сидящие разом поднялись, застыв в изумлении, кто с лепешкой в руке, а кто и с куском, застрявшим в горле. Мужчина наконец подошел совсем близко и, подняв руку, поздоровался:
— Добрый вечер, господин Адхам!
Адхам при звуке голоса, который он не слышал двадцать лет, задрожал. Он вспомнил голос отца, запах жасмина и хенны, перенесенные им горести и печали, и земля поплыла у него под ногами. С трудом сдерживая слезы, он проговорил:
11
Бавваб — привратник.
— Добрый вечер, дядюшка Керим! Мужчина ответил, не скрывая волнения:
— Надеюсь, вы все в добром здравии?
— Слава Аллаху, дядюшка Керим!
— Я бы с удовольствием поговорил с тобой, но мне поручено лишь передать, что господин желает немедленно видеть твоего сына Хумама.
Воцарилось молчание, члены семьи обменивались недоуменными взглядами. Вдруг раздался голос:
— Одного Хумама?
Все разом обернулись и с возмущением посмотрели на Идриса, который, как оказалось, стоял тут же, рядом, и слушал, что говорит дядюшка Керим. Но бавваб больше не сказал ни слова, повернулся, помахал на прощание рукой и зашагал к Большому дому, оставив всех стоять в темноте. Идрис поспешил за ним, крича:
— Ты так и не ответишь мне, негодяй?!
Кадри же, очнувшись от замешательства, спросил, не скрывая злобы:
— Почему же одного Хумама?
— Да, да, почему одного Хумама? — повторил следом за ним Идрис.
Адхам, давая выход охватившим его растерянности и недоумению, накинулся на Идриса:
— Иди к себе и оставь нас в покое!
— В покое?! Я стою там, где мне хочется!
Хумам молча обернулся в сторону Большого дома, сердце его так сильно стучало, что ему казалось, стук этот эхом отдается на Мукаттаме. Отец, голосом, в котором звучала покорность судьбе, сказал:
— Иди, сынок, к дедушке с миром! Услышав это, Кадри спросил с вызовом:
— А я? Разве я тебе не такой же сын?!
— Не уподобляйся Идрису, Кадри. Разумеется, ты мне такой же сын. Но я не виноват, ведь не я приглашаю.
Тут в разговор вмешался Идрис, все еще стоявший рядом:
— Однако ты не должен допускать, чтобы одного брата ставили выше другого!
— Это тебя не касается. Иди,
Идрис, собираясь наконец уйти, проговорил:
— Ты, Адхам, такой же несправедливый отец, как и твой собственный! Бедный Кадри! Почему он наказан без вины? В нашей семье кара всегда падает на лучших сынов. Будь она проклята, эта сумасшедшая семья!
Он повернулся и вскоре исчез в темноте. Кадри воскликнул:
— Ты несправедлив ко мне, отец!
— Не обращай внимания на то, что он сказал. Иди сюда, а ты, Хумам, ступай.
— Я хотел бы, — преодолевая смущение, сказал Хумам, — чтобы со мной пошел брат.
— Он последует за тобой. Кадри в бешенстве прокричал:
— Почему такая несправедливость? Почему он предпочел его мне? Он так же не знает его, как и меня! Почему же именно его он позвал?
Адхам подтолкнул Хумама:
— Иди!
Хумам отправился, а Умейма прошептала ему вслед:
— Да сохранит тебя Бог!
Она, обливаясь слезами, обняла Кадри, но тот высвободился из ее объятий и побежал вслед за Хумамом. Адхам прикрикнул на него:
— Вернись, Кадри! Подумай о своем будущем! Никакая сила меня не вернет! — злобно отозвался Кадри.
Умейма громко заплакала. Вслед за ней в доме захныкали малыши.
Кадри, ускорив шаг, нагнал брата и увидел неподалеку от него фигуру Идриса, который шел, держа за руку Хинд. Когда они подошли к воротам Большого дома, Идрис подтолкнул Кадри, чтобы тот стал слева от Хумама, а Хинд поставил справа от него, затем, отступив немного назад, прокричал:
— Эй, дядюшка Керим! Открывай! Внуки пришли увидеться с дедом!
Ворота отворились, появился Керим с фонарем в руке:
— Мой господин просит Хумама войти!
— А вот его брат Кадри! — воскликнул Идрис. — А это — Хинд, как две капли воды похожая на мою мать, которая умерла в слезах.
Дядюшка Керим вежливо сказал:
— Ты же знаешь, господин Идрис, что в этот дом может войти лишь тот, кому это дозволено, — и указал на Хумама.
Хумам вошел. За ним, держа за руку Хинд, последовал Кадри. Но вдруг из глубины сада раздался так хорошо знакомый Идрису властный голос:
— Эй вы двое! Ступайте прочь, презренные!
Кадри и Хинд словно приросли к земле. Ворота закрылись. Идрис обхватил детей своими ручищами и переспросил дрожащим от гнева голосом:
— Что значит «презренные»?
Хинд заплакала, а Кадри резко обернулся к Идрису и скинул его руки с себя и с Хинд, которая тотчас же убежала и скрылась во тьме. Идрис отпрянул назад, размахнулся и ударил Кадри кулаком. Несмотря на всю силу удара, юноша сумел удержаться на ногах и в свою очередь нанес Идрису еще более мощный удар. Жестокая, немилосердная схватка завязалась под стенами Большого дома.
— Я убью тебя, сын блудницы! — Я сам убью тебя!
Тумаки градом сыпались с обеих сторон, пока у Кадри не потекла кровь из носа и изо рта Тут примчался Адхам и закричал: