Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Шрифт:
— А кстати, когда вы обратились к небесам и возгласили: «Переход! Переход!» — что это за заклинание? Обучите и меня!
Иккю рассмеялся:
— Да нет, давешнее «Переход! Переход!» — вовсе не заклинание. Тот Сукэдзиро при жизни всё жалел, что между гостевой комнатой и главным храмом нет крытого перехода, и дал много денег на то, чтоб построить его. А когда вчера так неожиданно всё случилось, я вспомнил об этом, решил, что такое благое деяние, создающее заслугу, могло бы ему сейчас помочь, потому и закричал «Переход! Переход!». Небо, наверное, решило так же и вернуло гроб на место. Только и всего! — так он объяснил, а настоятель был разочарован:
— Жаль, это совсем не то, что я думал, впрочем, благодаря необычайной святости преподобного, вы и есть Иккю, а я, вовсе не имеющий святости, даже если б научился делать, как вы, это было бы как ворон, который старается
Преподобный Иккю встал, развернул веер и громко прокричал: «Переход! Переход!» Удивительно, но чёрная туча спустилась, поставила гроб на место, рассеялась, дождь и гроза утихли.
2
О том, как Иккю рассказывал историю о старухе, практиковавшей дзэн
Иккю как-то вечером на досуге собрал учеников и рассказал им историю:
— Давным-давно жила где-то одна старуха. Искренне практиковала она учение дзэн, устроила хижину, крытую травой, поселила там старого монаха и кормила его, слушала его наставления и так почитала его целых двадцать лет. У неё служила прекрасная лицом и осанкой девушка, которой было дважды по восемь лет. Ей было приказано носить каждый день монаху еду, прислуживать и покупать, что ему нужно. Однажды выдались дождливые сумерки, монаху заняться было особенно нечем, и, воспользовавшись таким грустным вечером, старуха решила проверить, что у него на душе. Сказав той девушке, что нужно сделать, как стемнело, отправила её к нему. Девушка зашла в келью, сказала монаху, как научила её старуха: «Настаёт ночь, и никто не знает о нас. Грустно жить одному, — чем бы вы хотели заняться в этот час?» — и с этими словами обняла его. Монах отвечал: «Сухая сосна прилепилась к холодной скале, зимой неоткуда взяться теплу». Смысл тут в том, что, даже если обнимет красавица, душа подобна сухой сосне на холодной скале, в зимнее время теплу взяться неоткуда, вот так же и душу его поколебать невозможно.
Девушка же давно служила у этой старухи, почитавшей дзэн, и, вероятно, могла уяснить смысл трудных для понимания слов. Догадалась она, что постижения дзэн этот монах не достиг. Эти его незрелые слова пересказала она старухе, а та изрядно разозлилась: «До сих пор думала, что он просветлённый, двадцать лет уж кормлю этого монаха, который всё равно что мирянин, чтоб его!» — и тут же прогнала монаха, а его хижину сожгла. Тот монах не постиг сути дзэн, зато старуха хорошо осознала дух учения. Вам же нужно как следует постараться. Попробую изложить это в стихах! — Иккю тут же взял кисть и написал китайские стихи:
Старуха от доброй души лестницу дала негодяю, Непогрешимый отшельник получил от неё жену. Если б нынешней ночью красавица обняла бы меня, Старая ива, сухая даже весной, пустила бы снова побег [345] .— Следует вам осознать, глядя на эти стихи. Монах повёл себя неправильно, старуха тоже. Я не веду себя ни правильно, ни неправильно, — разъяснил он.
Смысл стихов в том, что старуха намеренно приставила лестницу для вора, и так устроила для него путь. Это о том, что она предложила непорочному отшельнику прекрасную женщину. Нынешним вечером, если бы красавица предложила такое, то, как ива, которая засохла, но в конце весны даёт новые побеги, так же и Иккю помолодел бы душой, и мысли его бы смешались, это и выражено в стихах: то, что он вовсе не как тот монах, который подобен засохшему дереву и неспособен на тёплые чувства. Здесь Иккю, хоть удалился от мира, но не привязывается даже к этому, и, должно быть, Хэндзё-содзё [346] в своих стихах «Не одолжить — жестоко. Что ж, может быть, ляжем вдвоём?» говорил о том же.
345
Разбор этого стихотворения см. [Штейнер 2006, 95].
346
В главе 168 «Ямато-моногатари» архиепископ Хэндзё в переписке с Оно-но Комати в ответ на просьбу одолжить ей одежду написал стихи: «У отринувшего мир // Монашеская одежда // Одна всего. // Не одолжить — жестоко. // Что ж, может быть, ляжем вдвоем?» (пер. Л. М. Ермаковой, см. [Ямато-моногатари 1982]).
3
О том, как Иккю ответил Нинагаве Синъуэмону
Осень, что ни говори, очень печальное время, навевающее уныние, и вот два-три дня дождь лил, не переставая ни на мгновение, и, чтобы скрасить досуг, Нинагава Синъуэмон решил сходить в келью к Иккю, поговорить с ним о том о сём и так занять себя в этот дождливый день. Дошёл он до кельи, спросил позволения войти, а преподобного одолевали такие же мысли — от криков обезьян, с печалью взывающих к облакам, становилось невыносимо грустно и охватывала тоска. Только заслышав, что пришёл его друг Нинагава Синъуэмон, он, обрадовавшись, тут же вышел к нему:
— Сегодня как никогда чувствуется, что не зря иероглиф «печаль» состоит из знаков «осень» и «сердце»! [347] Как хорошо, что ты зашёл разогнать мою грусть. Давай, заходи!
Синъуэмон прошёл в дом, и вели они с преподобным доверительные беседы, обсуждали, что происходит в мире, и Синъуэмон сказал:
— Сейчас, когда сюда шёл, в одном доме, — уж не знаю, о чём там речь шла, но какая-то женщина громко бранилась. Я остановился послушать, а оказалось, это свекровь кричала, издеваясь над невесткой. С чего бы это, не возьму в толк, но в этом мире если уж кто станет свекровью, то непременно возненавидит ту, что назовётся невесткой. Но ведь даже без этих криков можно добиться понимания, а она честила невестку на все лады. Всё-таки в бренном мире, чему ни учи людей — всё равно что для лошади наше возглашение имени Будды, шум, да и только.
347
Один из иероглифов, которыми можно записать слово «печаль» (урэи), состоит из элементов «осень» и «сердце, душа, настроение».
Когда он это сказал, тут же что-то пришло ему в голову, и он так закончил свои слова:
«В этом мире, чему ни учи — всё как лошади наши молитвы, шум, да и только».
Сказал он так, подумал — а ведь получился китайский стих из семи иероглифов!
— Сложите второй стих к этому?
Не успел он это сказать, как преподобный ответил:
— Ответный стих я уже придумал. Вот так, наверное:
«А я иногда ощущаю себя бекасом, читающим сутры» [348] .
348
«Говорить лошади имя Будды» (ума но мими ни нэмбуцу) — японская поговорка, означающая примерно то же, что и «метать бисер перед свиньями». «Бекас, читающий сутры» (сиги но канкин) — в японской поэзии — осенний образ, метафора недолгой неподвижности. Иккю здесь с самоиронией говорит, что иногда он ощущает себя подобным бекасу, который иногда замирает, будто бы читает сутры, хотя ничего подобного не делает.
Услышав это, Синъуэмон восхитился:
— Прекрасные стихи! В одной строке выражен дзэн, печаль и суть медитации, воистину прекрасный ответ! Необычные, чудесные, удивительные стихи! Среди моих друзей есть такие, кто сможет от души порадоваться им, если им рассказать, так что пойду, отнесу им гостинец поскорее! На том прощаюсь! — так он радовался, достал из-за пазухи бумагу, записал это и устремился домой с радостью в душе.
4
О том, как Иккю молился о дожде, а также о божестве-драконе в Исорагасаки, что в земле Сима
Когда огонь ян побеждает инь, приходит жара, иссушает деревья и сжигает пять злаков. Когда инь побеждает ян, вода поднимается, переполняет реки и разрушает людские дома. Всё это происходит от нарушения гармонии между инь и ян. Таковы причины природных бедствий, а что же творится в этом году? С конца третьей луны начало припекать, и до середины шестой луны не пролилось ни капли дождя. Крестьяне, выращивающие урожай, в каждой земле поднимали глаза к небесам и изливали свои печали, по-разному старались умилостивить божеств, проводили всевозможные моления о дожде, но почему-то на небе не появилось даже маленького облака, и непохоже было, чтобы когда-нибудь пошёл дождь.