Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Шрифт:
Иккю кивнул:
— Хорошо, хорошо, вот это правильное понимание! И что же лучше всего в этой Земле высшей радости? — спросил он.
— Вот в чём суть — неважно, обладает ли еда изысканным вкусом, или это простая пища, — высшая радость в том, чтобы наедаться, хоть днём, хоть ночью! — отвечал тот с важностью, и, похоже, гордился собой. Иккю всплеснул руками и рассмеялся.
11
О том, как Иккю вёл дзэнскую беседу о сакэ, когда отшельничал в горах
Когда преподобный Иккю отшельничал в горах, один приятель, которому он позволил его навещать, заходил иногда к нему. Как-то, когда он пришёл, Иккю как раз угощался неочищенным сакэ, и этот человек сказал:
Слышал я, Что ты в горах Усмиряешь страсть, Почему же ты тогда Смело пьёшь сакэ? Ямаи ситэ Кокоро сумасу то Кикицуру ни Нигоридзакэ о ба Ика дэ ному ранА преподобный на это ответил:
Именно12
О том, как Иккю слагал стихи на тему любви и стены
Один человек, знавший о том, насколько остёр на язык Иккю, захотел сам услышать пример его находчивости, пошёл к преподобному и дал ему тему «Любовь и стена»: — Сложите, пожалуйста, японские стихи!
Ждал я тебя, А ты не приходишь, Спать одиноко, Только началась любовь — Не зря имя ей — «быстротечность» [307] . Мажу тебя, В одиночестве Глиной обмазываю, А чтоб плетёнку связать, Верёвку я приготовил. Кими мацути Конэба я хитори Нуру бакари Кои о ситатэ но На ва татиникэри307
В этом стихотворении использована игра слов: мацути — «ожидая» или «промежутки глиной», конэба — «не приходишь» или «замешивая», нуру — «спать» или «намазывать, покрывать», на ва тацу — «установлено имя» или «подготовлена верёвка».
Потом тот человек задал ему написать китайское стихотворение на тему «Дым и любовь», а Иккю сложил:
Тонкая струйка летучего дыма Как будто уносит печаль. В Шести покоях пир отгремел, Луну скрывает туман. Простым повозкам путь закрыт В Розовый дворец, Красавицы благовония жгут В надежде на встречу с любимым.13
О том, как Иккю направлялся в Канто и по дороге беседовал с монахом-ямабуси
Когда преподобный Иккю направлялся в Канто, на ходу он наигрывал на флейте, как бывает у монахов-комусо [308] .
В пути встретился ему монах-ямабуси. Увидев Иккю, он спросил:
— Что, уважаемый комусо, куда направляетесь?
— Куда ветер дует! — отвечал преподобный. Тогда ямабуси спросил:
— А когда не дует?
Иккю ответил:
— Буду сам дуть и идти.
Ямабуси смирился и умолк.
Иккю на ходу наигрывал на флейте. В пути встретился ему монах-ямабуси. Увидев Иккю, он спросил: «Что, уважаемый, куда направляетесь?» «Куда ветер дует!» — отвечал преподобный.
308
Комусо: — странствующие монахи, использующие в качестве медитативного средства игру на флейте.
14
Стихотворения Иккю
309
В местности Итинотани, находящейся в западной части Японии произошла одна из решающих битв между воинскими родами Минамото и Тайра. Подробнее см. «Повесть о доме Тайра».
310
Чжаочжоу (778–897) — монах направления Чань (яп. Дзэн) в Китае, сделавший большой вклад в формирование чаньской философии.
Некто тайно установил у себя старое изваяние Фудо, а Иккю, бывавший в том доме, впервые увидев изваяние, тут же сложил:
Всё тело черно — почему же «светлым» тебя называют? От рожденья такой, ты удивляешь всех, Нет любовника [311] , кто б заповедь не нарушил, — Так что же это за храм, что ты охраняешь?311
Вероятно, Иккю указывает на любовь хозяев к изваянию и как бы намекает, что там ему не место.
312
Шестнадцатилетний Ацумори в битве при Итинотани прикрывал отход войск Тайра, сражался с Кумагаи Наодзанэ и был побеждён. Кумагаи, когда сорвал защитную маску с Ацумори, увидел, что тот — ровесник его сына. В тот момент подоспели прочие воины Минамото, и Кумагаи убил Ацумори. Впоследствии Кумагаи ушёл в монахи; этот эпизод широко использовался в различных произведениях. Здесь Иккю, вероятно, указывает, что войны — несчастье для конкретных людей и вовсе не повод для возведения военачальников в эпические герои.
313
Нельзя не отметить сарказм этих стихов, формально выдержанных и восхваляющих факт пострижения, но достаточно знать об авторстве Иккю. Вероятно, потому они и вошли в эту книгу.
314
1 сун — ок. 3 см.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗОВ ОБ ИККЮ
Предисловие
В предисловии к первой книге, «Рассказы об Иккю», написано, что тот человек пришёл в один храм и, когда рассказывал сказки послушникам и служкам, они стали просить: «Расскажите забавные истории о преподобном Иккю!» — и временами за чаем слушал рассказы о нём, они были такие интересные и удивительные, что стал записывать их на клочках бумаги. Говорили ему, что вся жизнь Иккю рассказана в «Собрании стихов Безумного Облака», но написана она трудными словесами, так что выискал и выбрал среди написанного то, что легко понять на слух и нетрудно рассказывать, собрал в одной книге и завершил свой труд. И правда, как там и сказано, в книге той описаны дела всей жизни Иккю, ясно показано то, случалось с ним с самого детства, про «мост» и «край» [315] , про наставление сушёному лососю и живому карпу [316] , или же про «открывание глаз» изваянию Дзидзо в посёлке Сэки [317] , о черепе в первое утро года [318] , как ограбил на Новый год горшечника [319] , о знаке «си» длиной от вершины горы Хиэй до подножья [320] , как на горе Коя писал стихи в форме горы [321] , — множество чего описано, и ко всему тому добавлены лучшие «безумные стихи» без счёта. Таким образом, собирая удивительное, взыскуя забавного, смягчая трудное для понимания, стремясь к весёлому, текучую речь записали бойкой кистью, так что получившийся чудесный сборник историй по всему широкому свету радовал глаза читающих и поражал уши слушающих. И вот, увлечённый этими рассказами, много раз перечитывал я ту книгу, но всё мне было мало, движимый желанием узнать больше, я стал спрашивать в столице на любовании цветами, у друзей, с которыми любовались луной в Мусаси, там у людей на рынке, здесь у моряков на кораблях, — нет ли рассказов о смекалке Иккю. Предыдущий сборник прекрасно написан, но нашлись истории, которые туда не включили или утеряли, сначала три, потом пять, семь. Те рассказы о прозорливости и смекалистости Иккю, которых нет в том сборнике, я очень ценил, и тоже записывал на изнанке использованной бумаги, так что собралось их у меня столько, что можно читать всю ночь. Чем наслаждаться мне одному, хотелось переписать их, и так осуществилась бы моя мечта, но предыдущий сборник и так описывает всю жизнь Иккю, и при этом прекрасно написан, интересен и достоин восхищения, написанное мной же будет похоже на него настолько же, насколько гусь похож на журавля, а коршун на сокола. Да даже больше от него будет отличаться, и я всё думал, как бы так получше переписать этот сборник, или вовсе за кисть не браться, опасаясь своей глупости, думал, что получится книга, которую и читать не стоит. И учёности мне не хватает. Только вот, глядя на записанные мной рассказы о смекалке и находчивости Иккю, жалея о своей неучёности, думал я, что если брошу записывать, то все усилия собрать то, что упущено и не вошло в предыдущий сборник, окажутся напрасны. Но всё же, если хоть один из десятка этих рассказов развеселит читающих и слушающих, это увеличит посмертные заслуги преподобного Иккю. С этой мыслью я своей вялой кистью, путая иероглифы, записал этот сборник, хоть и опасался своей вины за ошибки, писал, как велело сердце, озаглавил это «Продолжением Рассказов об Иккю» и выпустил, чтобы позабавить людей. Если чего-то здесь не хватает, то это не потому, что Иккю так хотел, а просто я недослышал и кистью выразить не смог, так что листайте эту книгу со снисходительностью. Не пеняйте на мою глупость и не отбрасывайте из-за неумелости изложения. Я бы хотел, чтобы читали лишь с мыслью о великих заслугах преподобного старца.
315
См. «Рассказы об Иккю», св. 1, гл. 1.
316
Там же, св. 1, гл. 2.
317
Там же, св. 1, гл. 6.
318
Там же, св. 2, гл. 4.
319
Там же, св. 2, гл. 11.
320
Там же, св. 2, гл. 9.
321
Там же, св. 4, гл. 4.