Предания вершин седых
Шрифт:
— А ну, попробуй, доберись до меня, квашня кислая!
Олянка скрипнула зубами, припоминая все скверные слова. Оказывается, ругательств она знала до смешного мало; может, раньше это и было добродетелью, но сейчас ей хотелось достать Куницу если не руками, так языком. Попытавшись ухватиться за длинный тяж из хмари, Олянка подтянулась и почти уцепилась за край отверстия, но ненадёжная опора выскользнула, и девушка шмякнулась на холодное дно подземелья. Кажется, на миг от удара она потеряла сознание, но когда пляшущая и качающаяся перед глазами картинка вернулась, желание задать трёпку не в меру бойкой на язык Кунице никуда не делось. Кости были целы, только голова чуть
— Запомни, подружка: злость бывает двух видов, — поучительно разглагольствовала между тем козлобородая девица. — Злость созидательная и злость разрушительная. Первая может послужить рычагом для вытаскивания твоей вяленькой и мягонькой задницы из ямы, а вторая — загнать тебя ещё глубже. Конечно, на мягонькой заднице удобнее сидеть на дне и распускать сопли, а вот крепкая и твёрдая задница развивается от усилий и движений. Зато такой задницей можно колоть орехи! Это я, конечно, образно говорю. Под орехами подразумеваются трудности. Вот только чтобы из мягонькой задницы сделать твёрдую, надо изрядно постараться! Дряблый жирок сгоняется ох как трудно! Десять вёдер пота с тебя сойдёт, тело и душа покроются шрамами, а ещё попутно отрастут во-о-от такие зубы и когти! Р-р-р! — Куница показала своё внушительное оружие, с утробным рыком оскалившись и растопырив когтистые пальцы. — Но поверь мне, твёрдой задницы стоит добиваться. Потому что оттуда растут ноги, а ноги, как известно, волка кормят.
— Всё это весьма познавательно, — процедила Олянка, приподнимаясь с земли; у неё было такое чувство, будто она туда впечаталась при падении на пару вершков, и под ней образовалась вмятина. — Я вижу, ты прекрасно разбираешься в задницах и могла бы написать о них научный труд.
— Если бы умела писать, непременно бы это сделала, — хмыкнула Куница. — И моё руководство стало бы весьма полезным пособием для мягкозадых соплежуев! «Созидательная злость. Как выбраться из ямы и научиться колоть орехи ягодицами» — вот как оно называлось бы!
— О да, оно пользовалось бы огромным успехом и озолотило бы тебя, — фыркнула Олянка, чувствуя, что злость теряет силу, а вместо неё внутри ворочается проснувшимся медведем смех.
Куница прищурилась и вскинула светлую, едва заметную бровь:
— А между тем посмотри-ка на себя! Ты ведь как раз в яме. Вот тебе задачка на первый раз: выбраться на поверхность, не имея верёвки или лестницы.
И, дабы подогреть в Олянке задор, она скатала снежок и запустила им в девушку сверху. Тот расплющился о её лицо весьма неприятно и тут же вызвал жгучее желание оттаскать эту мастерицу по упражнениям для твёрдых задниц за мохнатые уши. Олянка вскочила, ощущая пружинистую силу в ногах. Она подманила к себе длинный жгут из хмари, вытянула его в виде верёвки, соорудила что-то вроде петли и бросила вверх. Куница, наблюдавшая за ней со снисходительной усмешкой превосходства, резко переменилась в лице: петля захлестнула её за плечи. Олянка дёрнула, и девица-оборотень рухнула вниз. Хмарь удивительным образом удесятеряла приложенное к ней усилие, и Куница оставила на месте своего падения приличную вмятину.
— Задача стояла — выбраться из ямы, а не стащить своего учителя к себе! — поднимаясь и встряхиваясь, вознегодовала она.
— Тоже мне, наставница нашлась! — И Олянка, прыгнув на ступеньку из сгустка хмари, вторым шагом оттолкнулась от всклокоченной головы Куницы, рукой уцепилась за услужливо свесившуюся радужную петлю и оказалась на поверхности.
Вокруг раскинулся ночной зимний лес, но полной тьмы уже не было. Между стволами летали маленькие сгустки-светлячки, то собираясь в стайки, то разлетаясь в стороны. Несколько
— А ты умеешь идти по головам к своей цели, — сказала Куница, одним прыжком очутившись рядом с ней. — Пожалуй, надолго в яме ты не задержишься.
— Что это? — спросила Олянка, не в силах оторвать взгляда от пляски светящихся комочков.
— Духи леса. — И Куница принялась гоняться за световыми шариками.
Духи оказались очень вёрткими созданиями. Сколько Куница ни прыгала в снегу, ловя их и руками, и ртом, они не попадались. Увлечённая охотой за светлячками, та высоко подскочила и плашмя приземлилась в сугроб... И исчезла — только дырка в снегу осталась в виде очертаний её тела. Удивлённая Олянка склонилась над отверстием. Вроде бы зимняя перина не должна была быть здесь настолько глубокой...
— Эй! — крикнула она вниз.
«Эй, эй, эй», — откликнулось эхо во тьме.
Это коварное местечко и впрямь таило в себе неожиданную глубину: снежный занос скрывал под собой вход в подземелье. Его держал на себе остов из длинных стеблей прошлогодней травы, густой чёлкой склонившихся над дырой. Поверх полога из травы вырос сугроб — так и вышло, что вход замело полностью.
— Куница, ты там цела? — обеспокоенно позвала Олянка.
— Да что мне сделается, — послышался гулкий ответ снизу. — За хмарь успела зацепиться. Спускайся сюда, покажу кое-что.
Олянка, уже немного разобравшаяся в полезных для оборотней свойствах хмари, спустилась в дыру на радужной петле. Пузыри этого текучего, как вода, и лёгкого, как воздух, вещества скапливались под потолком, собираясь в сгустки разнообразных причудливых очертаний, и излучали приятный лиловато-розовый свет.
— Что ты тут нашла? — спрыгнув наземь, спросила Олянка.
Куница стояла над человеческими костями. Останки, видимо, лежали здесь очень давно, став совершенно гладкими, а одежда совсем истлела и свисала кое-где выцветшими, ветхими обрывками. Опутанные пыльными тенётами и присыпанные опавшей листвой, залетавшей сверху сквозь отверстие, кости жутковато раскинулись на своём смертном ложе. Между рёбрами торчал кинжал с богато украшенной рукоятью. Олянка, вздрогнув, отшатнулась, а Куница достала оружие из грудной клетки и рассмотрела.
— Дорогая вещица, — одобрительно цокнув языком, определила она. — Каменья драгоценные, позолота... Ну-ка, а клеймо мастера есть? Не разобрать, но вроде есть что-то.
— Несчастный, — пробормотала Олянка, с ужасом вглядываясь в останки. — Как же он здесь оказался?
— О, это очень трудно отгадать, — хмыкнула Куница, покачивая кинжал на ладони. — Но я попробую пораскинуть своим скудным умишком и понять, что же тут могло случиться. Ну... Этого бедолагу, видать, закололи кинжалом и сбросили вниз. У убийцы твёрдая рука: единственный удар прямо в сердце. А вот оружие он почему-то не забрал с собой. Клинок-то недешёвый... Видать, торопился душегубец. Держи. — И Куница протянула Олянке кинжал.
— Ты что! Я не возьму, — шарахнулась девушка от орудия убийства. — Им же человека загубили!
— Ишь, неженка какая, — усмехнулась девица-оборотень. — А вещь хорошая, между прочим. Пригодиться может. Оно, конечно, понятно, что главное оружие Марушиного пса — это его зубы, но и стальной «зуб» иметь весьма полезно.
Олянка замотала головой.
— Нет, оставь его лучше здесь...
— Глупая ты. Нечего добром разбрасываться, — деловито начищая клинок ветхим ошмётком кожи, оставшимся от обуви убитого, сказала Куница. — Такие ножички на дороге не валяются... — И мрачно пошутила: — Они не валяются, а торчат между рёбрами.