Предания вершин седых
Шрифт:
— А ну, мелюзга, давай бороться! Кто у вас тут самый сильный?
Те, радостно тявкая, накинулись на неё, и началась возня ещё пуще, ещё веселее прежней: Куница явно привнесла в игру свежую струю. У Олянки сразу возникли сомнения, что именно так должен происходить присмотр за детьми, а ещё она опасалась, как бы эта ватага шалунов не потревожила Бабушкин послеобеденный покой. Сама она предпочитала сидеть в сторонке, почёсывая и поглаживая покорившую её сердце Свашу. Той, видимо, наскучило быть в зверином облике, и она перекинулась, превратившись в хорошенькую
— Красавица, вся в матушку, — улыбнулась Олянка.
А Сваша, надев юбочку и маленькую безрукавку, принесла ей костяной гребешок и ремешки для волос:
— Причеши меня!
Волосами Сваша тоже могла похвастаться. Ох и много же было их! Густые, здоровые и блестящие, они струились волнистыми от природы прядями между пальцами Олянки, когда та очень осторожно и бережно проводила по ним гребнем. Вспоминая причёски членов стаи, она заплела передние пряди в тонкие косицы, а остальные волосы перехватила в трёх местах ремешками. Сваша осталась довольна. Она уселась к Олянке на колени и потрогала её волосы:
— Какие чёрные! — И без особых предисловий спросила: — А где тебя Куница нашла?
— Далеко отсюда, — ответила гостья. — Туда три дня и три ночи бежать без передышки надо.
Она еле сдерживалась, чтобы не раскиснуть снова, но слёзы колючими солёными иглами пробивались наружу. Вот такого глазастого, пухлощёкого чуда лишилась она... Боль выла волком, рвалась из сердца, плескалась через край. Чуткая и ласковая девочка гладила её по щекам:
— Отчего ты плачешь? Тебя обидели там, откуда ты пришла? Ничего, теперь ты станешь жить с нами. Тут тебя никто не обидит.
У неё обязательно должна быть такая красавица-дочка, решила Олянка. Когда-нибудь непременно будет. С этой мыслью она расцеловала милые кругленькие щёчки Сваши. А тем временем рядом образовалась куча-мала: пушистые хвосты, попы и щенячьи лапы торчали во все стороны и копошились, похоронив под собой Куницу. Олянка не удержалась от смешка. Она всю дорогу гадала, сколько девице-сатиру могло быть лет, а сейчас окончательно поняла, что та сама ещё подросток. Взрослой степенности Кунице явно недоставало.
Вернулась Свиреда, и не с пустыми руками: она несла корзину с мясом. Увидев учинённый в её отсутствие беспорядок, она стегнула хворостинкой по высунувшемуся из общей кучи заду Куницы:
— Это так ты присматриваешь за младшими? Да за тобой самой глаз да глаз нужен, шалопайка!
Куница потёрла пострадавший зад и попыталась выбраться. Но не тут-то было: её зажали основательно.
— У меня свой способ! — попыталась она оправдаться, с трудом высунув из горы мохнатых тел лицо, изрядно сплюснутое со всех сторон. — Я... это... возглавляю безобразие, дабы управлять им.
— Способ у неё, — хмыкнула Свиреда, ставя корзину подле Олянки.
Несколько ласковых, но строгих шлепков вмиг усмирили разыгравшуюся ребятню.
— Бабушку разбудите, обормоты! Вот она вам задаст! — пригрозила Свиреда.
Бабушку
— А ну, отдай!
— Грррр, — урчал малыш, вцепившись в меховой убор зубами.
— Отдай, попа ты мохнатая, — упорствовала Куница. — Это тебе не игрушка!
Другие пушистые ребята нашли эту забаву очень весёлой и тут же присоединились, причём на стороне своего сверстника. Перевес сил был явно в их пользу. Состязание по перетягиванию шапки грозило перерасти в новый виток всеобщей свалки, и Свиреде пришлось вмешаться. Изрядно потрёпанная шапка вернулась на голову обладательницы, и та, приведя себя в пристойный вид, устремила заблестевший взгляд на корзину со съестным.
— О, вот это получше будет, чем рёбра глодать! Благодарствуем, Свиредушка.
А Свиреда, отметив одетую и причёсанную дочку на коленях у гостьи, одобрительно кивнула Олянке. Та робко улыбнулась, согревшись душой от взгляда её красивых и тёплых глаз.
Куница, нарезая ножом мясо на тонкие ломтики, посыпала его мелко наструганным диким хреном и сухими душистыми травами, после чего слегка обжаривала на углях обложенного камнями очага посреди шатра. Роскошное блюдо! Обе путешественницы наконец насытились. Свиреда подала им и питьё — растёртую бруснику, смешанную с водой и чуть подслащённую мёдом.
Наконец сплетённый из травы полог откинулся, и из отгороженного им пространства появилась женщина с ястребиным носом и крупными, мужскими чертами лица. Пожилой назвать её не поворачивался язык: её спина оставалась прямой, походка — лёгкой, стан — стройным, а кожа на ногах не одряхлела. Двигалась она неспешно, со спокойным, царственным достоинством. Она была облачена в такой же, как у Свиреды, шерстяной плащ-накидку с отверстием для головы, кожаную короткую юбку и меховые сапоги. Тёмные брови с проседью нависали над пронзительными глазами, придавая её взгляду суровость и тяжеловесную внушительность. Волосы с годами не потеряли густоты, только схватились инеем седины; они были заплетены в две косы, лежавшие на груди и достигавшие кончиками пояса. Голову властной лесной жительницы венчал пышный убор из лебединых перьев с подвесками из крашеных деревянных бусин.
— Что-то в горле пересохло, — проговорила она густым и грудным, звучным голосом.
Свиреда тут же поднесла брусничный напиток и ей. Утолив жажду, женщина направилась к выстланному медвежьей шкурой мягкому ложу у очага и без суеты расположилась на нём. С её появлением Куница вскочила, дёрнув за собой и Олянку, и та поняла, что перед ними сама Бабушка Свумара.
— Поздоровайся и платок поднеси, — шепнула Куница, ткнув Олянку в бок.
У той язык отнялся под пронизывающим, древним, всезнающим взглядом Свумары. Спотыкаясь от робости, она кое-как сумела поклониться и поднести на вытянутых руках свёрнутый платок. Бабушка пощупала ткань, полюбовалась вышивкой и узором.