Предатель. Нелюбимая жена
Шрифт:
Когда я узнала об измене Славы, мне казалось, что я умираю. Рассыпаюсь на осколки. Именно казалось, да. Сейчас я отчетливо понимала - только казалось. Потому что было с чем сравнить. Потому, что теперь, в этот длинный, как вечность, момент я в реальности ощущала, что умираю вместе с Ромой на моих руках. А еще, что он нужен мне. По-настоящему нужен. Как никто другой. Нужно знать, что он рядом. Нужно слышать его голос. Видеть его лицо, взгляд. Слышать дыхание. Ощущать его тепло…
– Есть!
– задыхаясь, выплюнул
Убрал руки с Роминой груди, склонился к его лицу. Я чувствовала, как медленно и слабо двинулась грудная клетка под моими руками.
– Дай я сам, - Вадик убрал мои руки, сам зажал рану.
– Ну где эта “скорая”, мать твою!
А я склонилась к лицу Ромы, обхватила его липкими ладонями.
– Ромочка, пожалуйста…. Пожалуйста, живи! Я…Я люблю тебя…, - шептала одними губами.
Снова и снова, будто сумасшедшая. Люблю! Люблю! Люблю! Только живи….
– Скорая!
– сквозь грохот пульса в ушах пробился чей-то голос. И приближающийся визг сирены.
Я увидела, как к нам бегут люди в красных костюмах парамедиков.
– Огнестрельное ранение в грудную клетку. Была остановка сердца…. Реанимация две минуты двадцать секунд…
Руки брата сомкнулись на мне, подняли, отрывая от Ромы.
– Пусти меня! Пусти-и-и-и!
– закричала я, вырываясь.
– В какую вы его? Женя! Женя, мы поедем следом… Идем…
Потащил меня куда-то. Я не понимала, куда именно. Я вообще ничего не соображала в тот момент. Не замечала.
Машина Вадика. В ней пахло любимым Лориным персиковым освежителем воздуха. Раньше пахло. А теперь кровью. Жутким металлическим запахом смерти.
Она была на моих руках, на белой блузке… Повсюду…
– Женя!
– брат встряхнул меня.
– Смотри на меня! Все будет нормально, слышишь! Его спасут! Возьми себя в руки! Мы поедем за скорой помощью, но я не смогу рулить, если придется стабилизировать тебя…
– Д-да… Х-хорошо….
– Выпей воды, - сунул мне в руку бутылку, потом пристегнул мой ремень и завел мотор.
Кое-как я открутила крышку и поднесла горлышко к губам. Вода тоже пахла кровью. Но я заставила себя сделать пару маленьких глотков. Потом еще и еще.
Пульс грохотал в ушах. Тошнило. Ужасно кружилась голова и дрожали руки. В ритме сердца уходили секунды. Время песком сквозь пальцы.
Перед глазами багровая пелена. Окровавленная рубашка, кровь на губах, бледное лицо с горящими на нем синими глазами - вспышками.
Я… Всегда на тебя
А я не замечала. Потому, что все время смотрела в другую сторону. По привычке смотрела. По одной только привычке, незаметно вытеснившей придуманную юношескую любовь к несуществующему человеку. Из-за нее не замечала, что, успела влюбиться. Вот так взяла и успела, неизвестно когда и в какой момент. Без фейерверков, без подгибающихся коленок и бабочек в животе. Без бездумного обожания, которое бывает только придуманным. Но с теплом, уютным ощущением защиты, заботы о себе, радости, веселья…
Так трудно объяснить почему. Почему и как. Но это и не важно. Ничто не важно кроме того, чтоб не оказалось слишком поздно.
Нет, Господи! Ну, пожалуйста…. Пусть он будет жить!
Вадик влетел в ворота больницы. Затормозил и я выскочила из машины. Спотыкаясь помчалась в приемный покой. Брат быстро догнал, приказал сесть и сидеть, а сам убежал куда-то. На целую вечность убежал, чтоб вернувшись сказать, что Рома в операционной.
– Все, теперь только ждать, Женя. Идем в туалет, руки вымоешь.
Вымою руки. Стану и буду заторможено смотреть, как розовая вода закручивается воронкой и исчезает в водостоке. Как она светлеет. Как становится прозрачной. Подниму голову и посмотрю на себя в зеркало. Увижу там бледный призрак с пятнами крови на лице и огромными испуганными глазами, опухшими от слез. Умоюсь. Снова и снова. Но все равно буду чувствовать запах крови. Наверное, я теперь его всю жизнь буду чувствовать, ну и пусть.
Только бы он выжил.
Когда вышла, Вадик с кем-то говорил по телефону.
– …шмотки привезет, пожалуйста. Угу, да. И из тачки документы, а саму тачку закрой. Все…
Прервал соединение, засунул телефон в карман джинсов. Обнял меня за плечи и отвел к лифту. Третий этаж. Белые стены и пластиковая дверь. Над ней надпись. Операционная.
Меня трясло. Челюсть болела от того, как сильно я стискивала зубы, чтоб они не стучали.
Откуда-то взялся чай. В двух стаканчиках, чтоб не обжечься.
– Пей.
Я пью. А Вадик меня обнимает. У брата тяжелые горячие руки. Совсем, как у Ромы. Я вспомнила, как он меня обнимал, когда я рыдала в том ресторане. Не понимала. Я тогда не понимала…
Господи, хоть бы не было слишком поздно!
Чай был с мятой. И, кажется, с чем-то спиртным. Каждый глоток разливал тепло по телу. Я обхватила стаканчик обеими руками. Грела их о него…
Вскоре я увидела папу. Папу и Алю.
– Женечка, - подруга крепко обняла меня.
– Я вещи привезла. Идем, переоденемся.