Предатель
Шрифт:
– Он могуществен везде. Но чтобы узреть это, надо верить и соблюдать закон, завещанный Мошеаху Богом на Синае. Кто соблюдает его, обретет жизнь вечную. Только души добродетельные обретут другие тела. А души злые обречены на вечные муки…
– Это напоминает учение Посидония с Родоса, – обратился консул к знати. – К этому мудрецу ездили даже великий Помпей и Цицерон, знавшие учение древнего Портика! – И к иудею: – Но если ты заслужишь бессмертие, подобно богам, зачем хлопотать о бренностях земли? Что ты делаешь здесь?
– Что бы я ни делал, я бы все равно стоял перед тобой по предначертанию Предвечного.
– Веди
– Разве ты видел где-нибудь его изображение? Он обитает везде. Он над всем. И невозможно спрятать от него свои помыслы…
– Это схоже с учением Парменида и напоминает великого Платона! Весь ли народ придерживается твоих взглядов?
– Если бы весь народ соблюдал законы, Бог не отвернулся бы от нас. И Рим не властвовал над нами. Лишь избранным предначертано строго соблюдать заповеди, чтобы Предержащий не отвернулся от избранного Им народа.
– Ужели великий Рим первым покорил вашу страну? Так праведен ли твой народ на протяжении столетий? И действительно ли он избран?
Иудей покраснел от возмущения.
– Ты веришь в бессмертие, – продолжал легат. – Считаешь себя избранным, даже среди единоверцев. Значит, ты отделяешь себя от своего народа. Не есть ли это секта, по примеру сообщества Пифагора. Нет ничего нового в твоих словах…
– А что тебе дали твои знания? Я верю во Вседержителя, и что он не оставит меня. А во что веришь ты, повторяя бесконечный спор жалких безумцев, мнивших себя равными Богу в познании истины? Она от них так же далека в миг смерти, как и в миг рождения. Но если ты веришь в свои россказни, к чему тебе роскошь и власть над обреченными, как и ты? К чему, если через десять лет от тебя останется тлен? Не умножили ли твои знания сомнения? Не бессмысленны ли твои дни и суета вокруг почестей? Мы оба седы. Но ты приговорил себя к мучительнейшей из казней – к долгому ожиданию смерти в темнице собственного тела, наедине с бессмысленными и горькими раздумьями!
Гомон за столом стих. Сенатор покривил рот.
– А разве в царстве теней, после смерти твой Бог обещает тебе такой обед? И если нет, то к чему мучить себя при жизни и ждать несбыточного после смерти? Впрочем, тебя привели за другим. Расскажи о смутьянах.
Антипас ухмылялся: оборванец ловко поддел спесивых римлян.
– Я говорил, им надо втянуть народ в бессмысленную войну! – ответил старик. – Суть их проповедей тебе передали. Иначе ты бы не приказал меня привести. А четверовластник не вез бы меня из Галилеи. Мятежников пьянит предчувствие крови. Я знаю одного, Йехуду из Гамалы. О другом, Садуке, лишь слышал: он не появлялся в наших краях. Йехуда – сын виноградаря. Считает себя законником. Лет сорока от роду. Неприхотлив в еде и питье. Одинаково ловко управляется со словом из древнего закона и с мечом. Всегда носит кинжал. Всех, кто пререкается с ним, считает изменниками веры. Поэтому люди молчат. Когда змея шипит, разумнее замереть, изловчиться и прибить гадину камнем.
– Твои слова разумны. Однако чем ты докажешь, что ты не лазутчик? – спросил Копоний.
– Когда бы им нужен был лазутчик, они не послали
– Ты готов отдать заложниками сыновей?
– Тебе не достаточно моей головы?
Квириний нетерпеливо поднял руку.
– Как ты оказался среди изменников?
– В шабат правоверные собрались в молитвенном доме. И учитель Пинхас предложил выслушать законника, пришедшего издалека.
– Хорошо! Как ты намерен помочь?
– Они справедливо считают меня преданным закону, и думают, я готов следовать за безумцами. Они заранее присылают человека, чтобы собрать народ. Когда он появится, я отошлю старшего сына за военным отрядом.
– Что ты хочешь за помощь?
– Не трогай селян, одурманенных речами безумцев.
Мгновение консул размышлял. Пытками от фанатика ничего не добиться. А в землях Антипаса карателями будут командовать люди царя.
– Даю слово, наказаны буду лишь виновные! – проговорил Квириний. – Иди.
Стража увела старика.
– Если бы все твои подданные, тетрарх, так служили своему господину, нам незачем было покидать Рим! – съязвил Копоний.
Антипас покривил губы. Ему захотелось казнить старика в соседней комнате.
Йосеф отесывал доску. Капли пота зрели на кончике носа и, сверкая в спицах лучей из прорехи крыши мастерской, падали в душистую стружку.
– Йоси, слышишь что ли? – Свояк в стоптанных сандалиях и в красно-черном полосатом халате присел у порога на корточки и облокотился о колени. Густая черная борода Клеопы топорщилась, в зрачках блуждали хмельные бесы. – Передохни!
Йосеф охотно отложил серповидное тесало и отер потное лицо полой эскамиды, мокрой на животе и спине. Он присел рядом на порог.
Весельчак Клеопа был удачлив в делах. Возглавлял артель каменщиков, строил по окрестным городам, и, обзаведясь знакомыми среди торгового люда, отсылал с попутным караваном в ближние порты свой товарец: вино, изюм, инжир. Большого барыша не наживал, но и в накладе не оставался. Равви Пинхас захаживал к старшине каменщиков, чем гордилась Мирьям, сестра жены Йосефа.
– Твой где? – спросил Клеопа. – Пинхас спрашивал. Йоше давно не был у него.
Равви занимался с Йехошуа, и в городе знали о сыне Йосефа и Мирьям. Даже фарисей Ицхак одобрительно бормотал о мальчике. Йехошуа цитировал Тору, Невиим, Ктувим с любого стиха. Пинхас наугад спрашивал его из Бершит, Шмот, Ваикры, Бемидар или Дварим, и не было случая, чтобы Йехошуа перепутал. Особенно мальчик любил в Невиим книги пророков Ешаяу, Ирмеяу и Ехезкеля. Философские и поэтические произведения из Ктувим он понимал еще плохо. Интересовался историческими хрониками. А толкование закона, Мишну, в общих чертах повторявшее то, о чем рассказывал землякам в молитвенном доме равви, в изложении мальчика оставляло вопросы, подбивало осмысливать по-своему темы Аллахи. Пинхас хмурился: произвольное толкование закона, пусть уловимое лишь для проницательного ума, угрожало вольнодумством. Этому он не учил мальчика! Из Гмары он больше рассказывал ему житейские истории, пословицы, поговорки, помня: его ученик еще ребенок.