Предательство босса Мафии
Шрифт:
Я поворачиваю кресло из кожи и сетки, на котором сижу. Мои туфли стоят на его столе из красного дерева, просто потому что я хочу вывести его из себя.
Я пожимаю плечами.
— Занимался своими делами. Тебе стоит попробовать тоже.
Он ухмыляется, затем откидывается назад и хрустит костяшками пальцев.
— Ты раздражающий кусок дерьма, ты знаешь это? Тебе повезло, что ты мой брат.
— Иначе ты бы меня убил. Я слышу это с семи лет, — отвечаю я, возвращая его ухмылку своей. Несмотря на то, что мы не очень хорошо ладим, мне нравится думать,
— Хорошо. Тебе нужно напоминать себе об этом каждый день. — Его ухмылка исчезает, и я понимаю, что он настроен серьезно. — Итак, чем ты занимался в выходные?
— Какие-то проблемы?
Он выдохнул, явно раздраженный.
— Мне нужно, чтобы ты был осторожен. Элио Валенте все еще на свободе.
Точно. Так и есть.
— Не понимаю, как это на меня влияет.
— Ты Романо, и поверь мне, тебя это касается даже больше, чем меня и Маркуса. Ты не участвуешь в бизнесе вместе с остальными членами семьи, ты уязвим.
Моя бровь приподнимается.
— Вы оба более уязвимы, чем я, учитывая, что у вас обоих есть жены и дети. Я могу постоять за себя.
Челюсть Доминика сжимается.
— Просто не исчезай из поля зрения Луки и звони мне, если появится что-то подозрительное.
Я сдерживаюсь, чтобы не ответить, когда чувствую неподдельное беспокойство в голосе брата.
— Не беспокойся обо мне, брат. Я в порядке. Как Елена и дети?
— Они тоже в порядке, — отвечает он с небольшой улыбкой, лишь смягчив края рта.
— Скажи Елене, что я заеду как-нибудь. Мне нужно купить несколько игрушек для детей, и я уверен, что Лукас скучает по играм в видеоигры со мной.
На лице Доминика появляется теплая улыбка.
— Игра в видеоигры с дядей Винсентом — это все, о чем он говорит. Тебе нужно поскорее появиться у нас.
— Обязательно. — Сегодня благотворительный вечер. Между обходами врачей и уходом за детьми в педиатрических палатах у меня совсем мало времени на семью, хотя я по ним скучаю. — Это все, зачем ты меня позвал?
— Пока что да.
Я хмурюсь, спуская ноги со стола.
— Ты же знаешь, что есть такая штука, как телефон, и ты мог бы сказать все это по телефону, верно? Или тебе не терпелось увидеть мое лицо.
— Если бы. Убирайся к черту отсюда, чувак.
Я хихикаю и поднимаюсь со своего места.
— С радостью. — Я останавливаюсь, едва дойдя до двери, и оборачиваюсь. — Брат?
Доминик поднимает глаза от своего iMac.
— Что?
— Оставайся в безопасности и звони мне, если я тебе понадоблюсь. Я серьезно. — В такие дни, как этот, я думаю, что на самом деле мало чем отличаюсь от своих братьев, потому что готов сжечь весь мир ради тех, кого люблю.
Тем не менее, я лучше, чем они, умею усмирять свои темные желания.
Мой брат улыбается.
— Убирайся отсюда.
Я
— Почему ты так долго?
— Разве ты не мой телохранитель? Ты не имеешь права задавать вопросы. — Я нажимаю на кнопку запуска машины и пристегиваю ремень безопасности, когда двигатель с ворчанием начинает работать.
Лука смотрит на меня смертельным взглядом.
— Я твой друг, а не гребаный телохранитель. Я трачу все свои хорошие годы на то, чтобы жить с тобой в больнице.
Сжав в кулак руль, я вывожу машину на оживленную дорогу. Сейчас почти восемь утра понедельника, поэтому дорога забита машинами и пешеходами, спешащими по своим делам.
— О, об этом. Очень трудно помнить, что ты мой друг, когда ты докладываешь обо всем, что я делаю, моему брату.
Лука почесал бороду.
— Все просто, он же Капо. Ты же знаешь, я не могу ему врать. Если я это сделаю, то стану покойником.
— Почему ты думаешь, что не станешь покойником, если сдашь меня?
— Я твой единственный друг, парень. К тому же ты не способен на убийство. — Я ненадолго отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на него. — Тот раз был исключением.
Прошло двадцать минут, когда вдали показалось белое здание больницы. На стальной вывеске, висящей на верхнем этаже, крупно написано ЛайфПлюс. Я останавливаюсь на парковке и вылезаю из машины, захлопывая за собой дверь. Лука делает то же самое, но, в отличие от меня, у него на лице недовольное выражение. Он предпочел бы быть где угодно, только не здесь. Не моя вина, что он так предан своему капо.
— Ты ведь знаешь, что можешь идти делать все, что хочешь, и встретиться со мной здесь позже, верно? — Спрашиваю я. Иногда он меня раздражает, но он был прав, когда сказал, что он мой единственный друг.
Единственный друг, который у меня был, погиб в бою два года назад. И я не смог его спасти.
— Как-будто такое возможно. — Он начинает идти к входу, и я следую за ним.
Я машу медсестре в регистратуре, и она широко улыбается мне. Ее щеки краснеют, а глаза выглядят так, будто Купидон только что выпустил в нее стрелу. Мы с Лукой ждем лифта, и когда он наконец открывается, я делаю шаг к нему, но меня толкают назад, когда кто-то протискивается мимо меня.
Ее запах врывается в мои ноздри. Он мягкий, сладкий и ароматный. Как клубника и ваниль.
— Эй! — Лука выкрикивает с густым итальянским акцентом, положив руку на бедро. — Научись, блядь, хорошим манерам, а?
Изабелла оборачивается, ее большие карие глаза невинно смотрят на него. Сегодня на ней розовый халат, а под ним белая водолазка. Через плечо у нее перекинута черная сумка, цвет которой дополняет черные кроксы на ее ногах.
— Что?
Голос у нее хриплый, и я не могу не заметить, что глаза у нее красные и опухшие. Она плакала?