Предел бесконечности (сборник)
Шрифт:
Он остановил машину и вышел на шоссе. Орион встал рядом.
— Садись за руль. Я сейчас. Подышу свежим воздухом.
Индивид не двинулся с места.
— Ты расстроен из-за меня? — в его строго рассчитанную фразу вкрались нотки эмоций.
— Не бери в голову. У меня все в порядке. Мы с тобой сделали еще одно важное дело, и пусть заседание прошло не совсем гладко, продукцию мы представили должным образом. Это главное.
— Ты уверен, что это главное?
Неожиданный вопрос и порывистый январский ветер заставили Стаса опереться на капот автомобиля.
— Пожалуйста, вернись в машину, — сказал Орион. — Холодно. Ты можешь простудиться.
Снежинки кружились в искусственном
Стас медленно пошел к распахнутой дверце салона. Апатия померкла под проблеском встрепенувшейся надежды. «Или у меня очень крепкий лоб, или его ворота все-таки не железобетонные, — непроизвольно прицепившийся образ вызвал легкую улыбку. — Или… — он отвернулся к окну, за которым тронулись с места силуэты сугробов, — я сам не знаю, где мое главное»…
— Слушай, — Стас решительно сменил тему, — ты когда успел выучить японский? Я-то был уверен, что ты занимаешься европейскими языками.
В карих глазах промелькнуло смущение.
— Я использовал лишь те слова и выражения, которые были произнесены японским представителем в первом раунде переговоров. Безусловно, мою некомпетентность заметили.
— И это ты называешь «некомпетентность»! Да если бы ты не вмешался, мы б сейчас сидели в большущей луже! — оживился первый помощник доктора Жулавского. — Откровенно говоря, я поставил на сделке крест, как только понял, что основные решения будут приниматься в кулуарах, а этот «ху-сю-му-сю» двинул к нам для контакта «без посредников».
— Я не мог подвести тебя, — просто отозвался Орион. — Мне не нравится, как Филипп Алексеевич реагирует на твои неудачи.
Пауза превратилась в молчание.
— Стас, — продолжил индивид, — Филипп Алексеевич вчера задал вопрос: чем я занимаюсь вместе с тобой в столице. Почему ты не дал ему прямой ответ?
Стас уже понял, что трудный вечер не закончился подписанным соглашением, и, всячески скрывая обреченный вздох, принялся подбирать выражения:
— Видишь ли… Это своеобразная… ложь во спасение, что ли. Если я скажу, что ты мой переводчик, Филипп Алексеевич поймет, какие структуры финансируют проект и, соответственно, получают наши отчеты. Он не подозревает об участии иностранных фирм и считает, что работает под знаменем Родины. Или под собственным знаменем, черт его разберет!.. Знаешь, ведь мы с Филом дружили с первого курса, потом работали вместе. И когда заварилась каша вокруг его отца, меня вызвали. Филипп еще не занимался альтернативной жизнью напрямую, но он мечтал создать индивида! И я вдруг понял: если его возьмут в оборот, он просто не сможет выжать из себя ни одной идеи… Нет, не подумай, он не слабый человек. Просто он ученый, и ученый настоящий…
— Ты вел переговоры со Службой Безопасности, чтобы обеспечить доктору Жулавскому условия для творчества?
Стас поднял беспокойный взгляд на индивида. Заинтересованность и понимание. Он не мог определить, умышленно или непроизвольно на лице Ориона проявилось это выражение. Но мимика оставалась мимикой, а искреннее участие присутствовало в самом облике собеседника — в движениях скованных штурвалом рук, в напряженных плечах, в уголках живых проницательных глаз.
— Я рискнул его прикрыть, — Стас почувствовал, как волнение в душе затухает и медленно спускается долгожданный покой. — Позднее, когда Фил показал мне модуль управления, и мы решили организовать собственную лабораторию, я вынужден был заручиться поддержкой Службы с условием, что все результаты будут своевременно в полном объеме передаваться на указанные адреса. Так я и поступал до недавнего времени. Но о тебе в отчетах я не писал.
— Почему? Филипп Алексеевич считает меня продуктом своих исследований.
Стас опустил голову на валик сидения.
— Потому что я считаю, что ты не продукт, а просто очень молодой человек.
Глава 9. Компромисс
Текст статьи появился на экране. «У меня украли половину сердца» — крупными буквами гласил заголовок.
«Когда я попросила Кристину Сталинаровну поговорить об индивиде Лизе, старушка расплакалась. «Она была мне как родная дочка, — повторяла она. — Я так ее любила…» Потом Кристина Сталинаровна показала мне фотоальбом. С каждой страницы на меня смотрела красивая молодая девушка с добрыми глазами. Никто не посмел бы назвать ее роботом. Веселая и сияющая с цветами в руках, задумчивая над книгой, улыбающаяся и счастливая рядом со своей приемной мамой — она выглядела живее и откровеннее многих настоящих людей.
Мне не хотелось бередить незажившую рану в сердце старой женщины, и все же я попросила Кристину Сталинаровну ответить на несколько вопросов.
Расскажите, пожалуйста, как Лиза появилась в вашем доме?
Я уже тридцать лет прикована к инвалидному креслу. У меня было много сиделок, их нанимал мой сын. Девочки-сиделки обращались со мной хорошо, но такая у них работа. Я говорила сыну, чтобы он нашел мне настоящую, чуткую, добрую девушку. И однажды сын позвонил и сказал, что приедет с новой нянечкой. Я полюбила Лизоньку сразу, как только она вошла в дом. На ее лице я прочла нечто божественное. Я и называла ее «мой ангелочек».
Ваш сын сообщил вам, кто Лиза на самом деле?
Да, он сказал, что это искусственный человек, созданный специально, чтобы выполнять работу по дому и по уходу за больными.
Взаимопонимание с Лизой установилось быстро?
Да! Девочка прямо-таки впитывала все, что я ей говорила. Она ничего не смыслила в работе сиделки, это я в первый же день поняла. Но она так быстро училась! На ее фоне все остальные — это куколки в белых фартучках. Лизонька как будто чувствовала мое состояние. Знаете, за те шесть лет, пока Лизонька была жива, у меня ни разу не случилось ни одного криза.
А как вела себя Лиза? Я имею в виду — спала, ела?
Она была обычной девушкой. Очень любила яблоки и шоколад. Ей снились сны, о которых она мне рассказывала. Чаще всего во снах она купалась в океане. Она вообще много читала, особенно про океан. Я обещала, что мы с ней обязательно поедем на море.
Кристина Сталинаровна, Лиза когда-нибудь болела?
Нет. Очень здоровая сильная девочка. Я однажды упала из кресла в саду. Даже вскрикнуть не успела, а Лизонька уже рядом. На руках меня домой отнесла. Были у нее иногда головные боли. Один раз насморк подхватила. Она почему-то испугалась этого насморка, как чумы. Долго меня расспрашивала, что люди в такое время чувствуют.
Значит, она осознавала, что отличается от людей?
Да, конечно. Но я-то на это внимания не обращала. Для меня она была доченькой. Самым прекрасным ребенком на свете.
Кристина Сталинаровна, я понимаю, как вам трудно вспоминать, и все же. Может быть расскажете, как у вас забрали Лизу?
У меня украли половину сердца! Никогда не забуду, как Лизонька кричала: мама, мамочка, не отдавай меня, пожалуйста. Как я плакала! Люди в военной форме пообещали, что Лиза ко мне вернется. Но я им не поверила. И ничего не могла сделать. Сидела в этом проклятом кресле на крыльце и смотрела, как ее сажают в машину. А она смотрела на меня. И я чувствовала, как она со мной прощается.