Предел бесконечности
Шрифт:
Полигоном оказался наскоро сооруженный навес, защищающий генератор, автоклав и несколько терминалов от осадков и прочих капризов природы. Лаборант подключил аппаратуру и занялся настройками, игнорируя присутствие новоявленного помощника. Скоро подошел Жулавский и принялся переставлять штативы, затем вместе с ассистентом вытащил автоклав из-под навеса и установил на поляне в пяти метрах от остального оборудования. Предоставленный сам себе, Глеб четверть часа терпеливо ожидал указаний, пытаясь определить суть предстоящего эксперимента.
– Будешь контролировать ввод в компьютер, - раздался голос Жулавского. Глеб лишь по интонации угадал, что обращаются к нему.
– Смотри сюда...
Порученная функция не требовала ни специальных, ни вообще каких-либо знаний. Комплекс ассоциаций, промелькнувших в сознании, Глеб определил как обиду. Лишь только научившись использовать логический модуль вывода, он принялся пополнять базу знаний по всем доступным направлениям: психология, история, социология, музыка, литература, математика. И вот первое поручение создателя заключается в элементарной коррекции действий компьютера.
Вероятно, именно так ощущают скуку, - решил Глеб, когда процессор принял очередную порцию данных, и участие оператора не потребовалось.
Шум леса над головой и едва слышный щебет птиц раскладывался в стандартные последовательности звуковых колебаний, и задействовать базу ассоциаций без дополнительных усилий не удавалось. Тон для всего мыслительного процесса задавал Жулавский: в его отрывистых фразах, адресованных лаборанту, присутствовала некая схема, без вкрапления эмоций и выразительных красок. Сознание Глеба невольно работало в унисон этой схеме.
Зависимость. Он читал что-то подобное в тоненькой брошюре о воспитании детей. Ребенок воспринимает мир под влиянием ауры родителей. Термин "аура" в привычные парадигмы не укладывался, но объект, обозначенный "зависимость", Глебу не импонировал. А именно указанный объект являлся определяющим в его нынешнем состоянии.
Неожиданно на терминал вскочил кузнечик. Глеб, спасаясь от пресловутой "зависимости", немедленно переключил внимание на насекомое. Говорят, кузнечики "поют", будто играют на скрипке. Он потратил три с половиной минуты, чтобы подтвердить эту теорию, и был немало удивлен, когда ассоциативная база действительно представила ему в виде звукового ряда движения тонких ножек и невесомых усиков.
– Что там у тебя?!
– резкий почти визгливый голос Жулавского оборвал умственные упражнения индивида.
Глеб бросил взгляд на вверенный ему компьютер. Аппаратные данные автоклава указывали на перегрузку.
– Процесс остановлен, - доложил ассистент.
Жулавский двинулся к терминалу, за которым наблюдал Глеб.
– Посмотри, что с материалом, - не оборачиваясь, распорядился он. Указание относилось к лаборанту.
– Извините...
– Глеб однозначно понял
Проворонил, - подумал он и диагностировал внутри себя досаду.
– Хотя точнее сказать - "прокузнечил".
Новое ощущение родилось где-то в глубинах мозга. Логичная, но неиспользуемая словоформа. Игра слов. Шутка. Юмор. Юмор - сложнейшая эмоциональная конструкция, присущая человеку.
И в тот миг, когда он подумал о важном достижении в саморазвитии, мирное дыхание леса разверзлось громом.
Жулавский подскочил, как на пружине, а Глеб обнаружил себя возле полыхающего автоклава. Рядом в обоженной траве корчились в судорогах останки биологического тела, источавшие гнусный запах жареной плоти.
– В сторону!.. В сторону, тебе говорю!!
– Жулавский отодвинул индивида, а сам направил на пылающий аппарат жерло портативного огнетушителя.
Глеб стоял, как окаменевший, и смотрел на погибшего. Мыслей не было. Лишь лавина неосознанных образов и ассоциаций заливала мозг и сознание.
– Он... погиб... из-за меня...
– едва смог выдавить он.
И получил звонкую оплеуху.
– Тебя задело? Отвечай!.. Немедленно: диагностика состояния!
– Физические и логические функции в норме, - автоматически отчеканил индивид.
Оплеуха, как он успел заметить, существенно помогла. Мысли вернулись, а вместе с ними и аналитические способности сознания.
– Алексей Андреевич, - начал Глеб, но Жулавский лишь махнул рукой в сторону тропинки, ведущей к коттеджу.
– Иди домой. Ты тут не при чем. Замкнуло где-то... Скажи Антону, чтобы одевался, и быстро шел сюда... Черт возьми! Пять лет работы! Теперь нового лаборанта придется готовить.
Последнее Глеб слышал уже из-за спины. Так Жулавский простился со своим ассистентом.
– Пап, почему это случилось?
– Анна подняла влажные глаза на отца.
– Трудно сказать, детка, - Жулавский со вздохом встал из-за стола.
– Может быть предохранитель не сработал, может быть корпус дал трещину. Эта штука была очень старая.
Улыбчивая Полина бесшумно появилась рядом и аккуратно собрала на поднос посуду.
– Пап, а этот индивид мне нравился. Он красивый был.
– Да. Вытри слезки и пойдем-ка погуляем.
Анна тут же повеселела и, опередив отца, выскочила за дверь. Он догнал девочку на лестнице.
– Пап, - Анна приступила к реализации своего плана, - а кто теперь будет тебе помогать? Антон?
– Ты же знаешь, Антону нельзя долго находиться на улице. Он болен.
– Но ведь тебе нужен новый лаборант.
– Нужен, разумеется.
Отец и дочь медленно шли по тропинке к реке.
– Пап, а как начет Глеба? Он умный и сообразительный. Помнишь, ты сказал, что посвятишь этого индивида мне? Вот и оставь его в лаборатории!
Жулавский на минуту задумался.
– Нет, милая. Глеб предназначен для других целей.