Предел бесконечности
Шрифт:
– Но он же умеет учиться! Ты посмотри, сколько он читает. Я даже завидую. Мне бы такую скорость.
Алексей Андреевич хмыкнул.
– Уж не Антон ли тебя надоумил? Полчаса назад он твердил мне то же самое.
– Ну вот! Так что тебе мешает?
Анне показалось, что отец готов согласиться.
– Нет, дочка, - прозвучал уверенный ответ.
– Глеб скоро уедет, чтобы жить у людей, которым он нужен.
Девочка поджала губы.
– Пап, но он мне тоже нужен.
– Анюта, мы уже это обсуждали. Ты должна стать хорошим специалистом, неважно, какую сферу деятельности ты изберешь.
– Но я хочу, чтобы у меня был настоящий друг!
Жулавский остановился.
– Анна, индивид и человек - принципиально разные существа.
– Тогда зачем ты их делаешь?
– Чтобы люди использовали их, любовались ими. Это искусство, детка. Искусство созидания.
– Тогда я хочу научиться этому искусству! Давай, я буду тебе помогать.
Отец в первый миг растерялся.
– Ты еще слишком... юная.
– Маленькая, ты хотел сказать? Папа, ты забыл? Мне скоро шестнадцать лет! Я поступлю в университет, как Филипп. Ты думаешь, я неспособная? Думаешь, только парни могут стать настоящими биологами?
– Ну что ты, что ты, - спокойствие давалось Жулавскому с большим трудом. Твой брат выбрал науку. Это верно. Он сделает неплохую карьеру. Но я не ученый, я творец. И вот этого как раз Филипп не понимает.
– Поэтому вы поссорились?
– Почему ты считаешь, что мы поссорились?
– в голосе отца появился холодок.
– Ну... он тогда так спешно уехал. Я решила, что вы поругались. И Антон сказал, что Филипп сделал что-то очень нехорошее, а ты его вздрючил.
– Антон слишком много говорит. Да, Анна, Филипп сделал нечто плохое. Он украл у меня одно из моих творений.
– Индивида?!
– Хм,.. не совсем. Он взял основную,... как бы попроще выразиться,... главную часть будущего индивида.
– Чтобы сделать своего? И сделал?
– глаза девочки загорелись азартом.
– Нет. Он не знает, как я создаю альтернативную жизнь.
– А мне ты расскажешь?
– Потом. Анюта, я тебя очень люблю. Обещаю, когда ты вырастешь и выучишься, я обязательно открою тебе эту тайну. А ты обещай, что никогда, никому не будешь рассказывать о моей работе.
– Да я давно обещала, - фыркнула Анна.
– И между прочим, никому ничего не говорила. Даже Олегу.
– Ты у меня умница.
Жулавский чмокнул дочку в лоб. Этот дежурный поцелуй девочку раздражал, однако она мило улыбнулась и доверительно прижалась к отцовской руке.
Глава 2
Крах
"В холода, в холода от насиженных мест нас другие зовут города, - Будь то Минск, будь то Брест, - в холода, в холода..."
Старая запись, восстановленная на самом совершенном оборудовании, которым располагали люди, потрескивала и сипела. Хриплый мужской голос казался далеким и все же живым. Баллада впитывалась в сознание и прорастала спонтанными ассоциациями. Глаза закрыты. Картины всплывают и уходят, возвращаются и вновь уходят. Дороги, уводящие в неизвестность. Как ни старался Глеб отогнать этот образ, дороги появлялись снова и снова. Он увидел себя стоящим под железнодорожной насыпью. Приближался поезд. Огромный черный паровоз, существующий ныне разве что в музее, грохотал над головой. Дым тянулся над вагонами
Внешний сигнал. Еще раз. Глеб очнулся. Кто-то стучал в дверь. Сев на кровати, он выключил проигрыватель.
– Войдите.
Анна заглянула в комнату.
– Привет.
Глеб поднялся навстречу.
– Добрый вечер, Аня.
– Слушаешь музыку?
– она с любопытством оглядела полупустое, похожее на чулан, помещение, где кроме низкой тахты, стола со стулом и одинокой книжной полки не было никаких предметов.
– Песни. Алексей Андреевич позволил мне пользоваться аудиоархивом.
– А-а, - девочка изобразила участие и для порядка повертела в руках коробку от музыкального минидиска, на котором стояла пометка "В.В., том No 2".
– Я попрощаться пришла. Завтра уезжаю в колледж.
– Начало занятий перенесено на более ранний срок?
– Не, просто Антон сказал, что у отца какие-то незапланированные дела. Лучше мне быть в городе. Ты не знаешь, что происходит?
Глеб не знал. После гибели лаборанта он несколько дней провел в своей комнатушке. Решение не представлялось логичным с точки зрения рассудка. Но нечто иное, до сих пор известное ему как "ассоциативная база", настойчиво требовало уединения.
– И я не знаю, - вздохнула Анна.
– Я беспокоюсь за отца. Антон торчит за своим компьютером, читает все, что появляется в сети. Зачем?
– И не получив ответа, продолжала.
– Отец сказал, что за тобой человек приедет буквально на днях. Раньше, чем договаривались. Мы, наверное, никогда больше не увидимся. Я желаю тебе удачи. Будешь меня помнить?
– Да. Обязательно. Оставайся такой, как ты сейчас.
– Как это?
– девочка удивленно улыбнулась.
– Доброй, искренней.
– Постараюсь. Ну... пока, - она протянула индивиду руку.
Глеб аккуратно пожал девичью ладонь.
– Пока.
Плотно закрыв за собой дверь, Анна глубоко вздохнула. Что-то произойдет, упорно твердило шестое чувство. Под ложечкой опять противно сосало. "Все как всегда и не как у людей! А я ничего, ничегошеньки не знаю. Олег поднимет меня на смех, если я поделюсь с ним своими тревогами. Отец - отшельник. Меня никто не понимает. Ну и судьба мне выпала!" От жалости к себе к горлу подкатил тугой комок. Чтобы отвлечься, она опять подумала о пареньке, который ей нравился. Не так, что очень, но все-таки нравился. И это делало ее похожей на всех остальных. Приятельницы в колледже поменяли в ее годы не одного кавалера. Что ж, у нее еще все впереди.
В кабинете отца горела единственная настольная лампа.
– Папа, ты опять портишь глаза в потемках!
– заявила Анна, встав за спиной у Жулавского.
Тот вздрогнул: не расслышал ее шагов.
– Анюта? Фу-ты, егоза. Когда ты вошла?
– Только что, - Анна с подозрением покосилась на большой микроскоп, стоящий перед отцом.
– Па, я с просьбой.
– Конечно, конечно, - Жулавский отложил иглу, которой ковырял что-то темное на лабораторном стекле под линзой, и отодвинул в сторону папку. Анна прекрасно знала эту папку: в ней хранились рисунки матери - странные разноцветные узоры, составленные из прямых и ломаных линий, углов и точек.