Пределы зримого
Шрифт:
Итак, я поднимаюсь в ванную комнату. Мукор шипит, приветствуя меня. Впрочем, это скорее не приветствие, а провокационные угрозы. Я делаю вид, что не обращаю на них внимания, и Мукор почти затихает, продолжая лишь бубнить что-то себе под нос, наблюдая, как я поднимаю с пола брошенную одежду. Бормотание Мукора вполне членораздельно; впрочем, от этого оно не становится менее зловещим. Мукор одержим навязчивой идеей: он уверен, что во мне есть нечто, что причисляет меня к его царству, к владениям тех Темных Сил, что стоят за ним. Я почему-то представляю себе этот знак принадлежности в виде какой-то особой частички грязи. А теперь скажите мне, пожалуйста, где бы вы стали прятать черную песчинку, доведись вам скрывать ее от посторонних глаз? Не в черной ли пустыне? Но вот Мукор прополз сюда из черных песков Гоби и не нашел
Я вновь надеваю на себя одежду, в которой принимала гостей утром. Интересоваться, как Мукор потерял какую-то пылинку — непозволительно расточительная трата времени. Я, кажется, уже упоминала, что иногда мне нравится одеться слишком хорошо для домашних дел. В этом отношении я в некотором роде еретичка. Я не из тех замарашек, которые полагают, что для уборки в доме человек обязан обрядиться в лохмотья. Одежда — это часть играемого мною спектакля. А кроме того, я использую костюм для создания того, что, насколько мне известно, называется эффектом отстранения. Вот сейчас, например, я надеваю прямую белую юбку длиной чуть ниже колена. К ней подходит однобортный пиджак. Не самый типичный наряд для домашних посиделок, тем более — для мытья посуды. Может быть, именно поэтому Розмари со Стефани так таращились на меня все утро? Костюм получился очень узкий, и, если мне придет в голову заняться хозяйством, а для этого потребуется, например, наклониться или присесть, пиджак явно будет стеснять мои движения, а юбка непременно до неприличия задерется. Все это — одежда, то, как она сидит на мне, насколько она удобна, — помогает ощутить отстраненность от рутинной работы. В это понятие я вкладываю возможность посмотреть на себя и свои дела со стороны, обдумать, поговорить с самой собой о хозяйстве, о сути моей работы. Это придает мне бодрости, а работе — новизну; примерно то же самое, что представлять, будто ты — инвалид, которому пришлось взяться за мытье целой раковины грязной посуды.
Несомненно, я слежу за модой и делаю это совершенно осознанно. Когда выдается возможность, я проглядываю раздел моды в «Космополитэн», а «Элементы семиологии» Ролана Барта стали для меня настоящим откровением. Теперь я знаю, что, одеваясь так или этак, я оперирую знаками в рамках определенного смыслового кода, устанавливаю и выявляю его структурные оппозиции. Самый простой пример, за которым и ходить далеко не надо, — костюм, который на мне сейчас. Его строгость и закрытость противопоставлены разнообразию и бесконечности работы, которую я выполняю, а белый цвет представляется элементом оппозиции, где роль противовеса отводится грязи, с которой я воюю. Как видите, аналитически-творческий подход к выбору одежды способствует повышению уровня развития личности.
Ладно, пора заканчивать с посудой, и, может быть, настало время перекусить. Устраивать полноценный ленч уже поздно: нет ни времени, ни смысла. А это еще что? Кажется, кто-то звонит в дверь.
Глава 11
Звонят. Я открываю дверь. Человек, стоящий на пороге, выглядит, как положено выглядеть профессионалу, делающему свое дело. На нем костюм — тройка, на переносице — очки в роговой оправе. Через его руку перекинут белый плащ. Я позволяю себе сделать дерзкий дедуктивный вывод:
— Добрый день. Вы, наверное, из Института Белизны?
На миг это предположение выбивает его из равновесия. Мой гость о чем-то задумывается, словно прикидывая, кем же ему быть сегодня. Однако решение он находит весьма быстро:
— Э-э… а вы меня ждали?
— Не то чтобы ждала, но надеялась, что вы позвоните. Чем могу быть вам полезна?
— Тут такое дело… скорее, я смогу быть вам полезен. И если бы вы позволили мне войти, я постарался бы все объяснить…
— Ну что ж, входите. Что именно вам хотелось бы осмотреть? Ванная комната, гостиная, туалет — что предпочитаете?
— Да мне в общем-то все равно. Лишь бы вам было удобно говорить.
Задорно тряхнув головой, он торжествующе смотрит на меня. Столь блестящий ответ поменял нас местами, и теперь я чувствую себя неловко. Лично мне этот Доктор Роговые Очки (а именно так я мысленно окрестила его) не нравится, но — все-таки — специалист из Института Белизны! Неужели это не сон? Я позволяю глазам расслабиться, затем снова фокусирую взгляд:
— В таком случае — прошу в ванную. Там у нас стиральная машина. Я полагаю, вам будет небезынтересно взглянуть на нашу стиральную машину.
Судя по его физиономии, он несколько сомневается в том, что ему это будет очень интересно, но тем не менее решительно следует за мной.
В ванную комнату он входит крадучись, словно пантера, выслеживающая добычу. От его взгляда ничто не может укрыться; он цепляется за все: за оставшуюся лежать на раковине зубную щетку с намазанной пастой, за бельевую корзину, набитую нестираной одеждой, за колготки, свисающие с полуоткрытой дверцы стиральной машины… А ведь есть еще плесень, въевшаяся в стену над ванной. Неужели он не заметит Мукора? Но гость хранит молчание. Мукор что-то возбужденно шипит, подбадривая самого себя. Похватав из корзины кое — какие вещи, я напихиваю их в машину (на две трети предельной емкости барабана, так как машина не будет хорошо стирать, если набить ее до отказа). Все это время я тараторю без умолку: я рассказываю о том, как определить, линяет вещь или нет, как выбрать порошок (лучше — с биосистемой), в каком режиме — с кипячением или без него — стирать те или иные вещи. В его взгляде, сверлящем меня со спины, есть что-то такое, что заставляет меня говорить не переставая. Наконец машина загружена, дверца с громким щелчком захлопнута, набран номер программы. Я беру себя в руки и оборачиваюсь к гостю; при этом кладу пальцы на крышку машины, ощущая подушечками привычную вибрацию корпуса. Как бы неловко я себя ни чувствовала: нужно выглядеть уверенной в себе и при этом — непринужденно хорошенькой, чтобы дать ему понять, что легко справляюсь с домашними делами.
Его вопрос обрушивается на меня неожиданно — как мастерски проведенный удар карате.
— И что вы обо всем этом скажете? — спрашивает он меня.
— О чем «об этом»? А, вы о стирке? Так тут все в порядке. Нет, конечно, есть вещи, которые отстирываются хуже, чем остальные. Например, плохо отходят пятна пота в подмышках рубашек Филиппа. Еще хуже — пятна на нижнем белье. Я полагаю, что причина — в протеинах, входящих в состав пятен на трусах и кальсонах.
Я копаюсь в корзине с бельем в поисках подходящего примера, но лучшие образцы, к сожалению, уже отправились в чрево стиральной машины. Мгновение поколебавшись, я задираю юбку и стягиваю с себя трусики. Я протягиваю их ему и вижу, что он просто в восхищении от пятна на центральном клине в промежности. Разумеется, обычно я так не поступаю, но сейчас передо мной — человек науки, подходящий к столь интимным подробностям с чисто исследовательским интересом.
А Мукор, обнаружив в такой близости от меня (и от себя) пятно из промежности, начинает шипеть так громко, что я не могу не расслышать обращенный ко мне шепот.
— Это ему или мне? — почти свистит Мукор. — Марсия, ты же разлагающаяся женщина! Полностью разложимая, без остатка! Я разложу тебя на лужицы пота, стопку пятен и поток гноя. Да, гноя, гноя, гноя!
Поняв, что желаемого эффекта запугивание не дало, Мукор меняет тактику:
— Это же безумие. Посуди сама, что ты делаешь: с какой стати ты заводишь незнакомого мужчину в ванную и суешь ему под нос свои трусы? Что он там будет изучать? Пойми, все это — лишь плод твоего воображения. Этого человека не существует. Он — просто метафорический образ мужской сути науки, вмешивающейся в дела испокон веков женской области — домашнего хозяйства. Вот тебе мой совет: сейчас, когда ты его уже возбудила, соблазни его, а затем отведи в кухню, возьми хлебный нож — и увидишь, как легко окажется разрезать его на куски. Его нет, он — лишь образ из твоих фантазий, и ты сама прекрасно это знаешь.
— Вы меня не слушаете, миссис… Марсия. Можно я буду называть вас просто Марсией?
Доктор Роговые Очки выглядит не столько возбужденным, сколько нервно-нетерпеливым.
— Да… то есть нет-нет… Я хотела сказать, что нет — это то, что я вас не расслышала.
— Я хотел спросить, не подавляет ли вас вся эта стирка и уборка.
— Иногда, пожалуй, да. В конце концов, с кем не бывает: порой и день генеральной уборки можно провести в жуткой хандре. Но я человек разумный и понимаю, что полная чистота пока еще не достижима. Впрочем, над этим ведь и работает ваш Институт?