Предположительно
Шрифт:
Набираю единственный номер, который знаю наизусть, и меня переправляют на голосовую почту. Может, он в доме престарелых. Надеюсь, что так. Я набираю номер снова и оставляю сообщение.
— Меня собираются отослать. Нам нужно бежать. Срочно.
Это все, что могу сказать. Прячу телефон и застегиваю свое пальто. Я все еще горю. Мне нужно найти Теда. У нас осталось всего лишь два дня.
Я открываю дверь, и передо мной оказывается Новенькая, подобно белой стене, заслонившей проход. Мы смотрим друг на друга, ее губы сжаты, что может означать только одно: она
— У тебя есть телефон?
Ее лицо спокойно, но голос становится низким. Мое сердце уходит пятки вместе с даром речи. Каждая частичка меня пытается спрятаться от Новенькой. Она наступает на меня, и я пячусь обратно в комнату.
— Куда собираешься? — спрашивает она.
— Никуда, — бормочу я.
Она останавливается и осматривает меня с головы до ног, ее глаза холодны, как снег. Пальцы начинают постукивать по бедрам, будто она печатает на клавиатуре.
— Ты кидаешь меня, — говорит она.
— Они... отсылают меня.
— Но ТЫ кидаешь меня?
Та девушка, которую я когда-то называла мышкой, теперь кажется непомерно огромной. Ее гнев заполняет всю комнату, словно дым. Она опускает взгляд на Боба. Озноб пронзает все мое тело, во рту пересыхает. Я жила с самым опасным человеком в этом доме и даже не знала об этом.
— Сара... ты пугаешь меня.
Она ухмыляется и возвращается к двери, остановившись, только чтобы взглянуть на меня через плечо.
— Это хорошо.
— Ты готова? — спрашивает Тед.
— Нет. Не особо.
Мы с Тедом берем в нашей столовой стейк Солсбери и картошку. Возможно, в последний раз.
— Куда мы поедем? — спрашиваю я.
— В Вирджинию. Там живет мой двоюродный брат с семьей.
Он опускает руку под стол и гладит мой животик.
— И что будет, когда мы доберемся дотуда?
— У кузина есть друг, который работает кабельщиком, — говорит он. — Он подкинет мне работу. А ты будешь готовиться к ЕГЭ и нянчиться с Бобом. Девушка моего брата работает в местном университете, так что мы легко пристроим тебя на учебу.
Это хороший план. Очень хороший.
— Как быть с деньгами? — спрашиваю я.
— Сколько у тебя есть?
— Шесть сотен. А у тебя?
Он вздыхает.
— Тридцать три сотни.
— Что! Как ты...
Ох. Те девушки. Точно. Я тыкаю вилкой в свою картошку и молчу. Он ставит еще один стакан сока на мой поднос.
— Поднимись наверх и поспи, — предлагает он. — У нас впереди долгая ночь.
— Ты уверен, что этот твой знакомый сможет его снять?
Я приподнимаю свою лодыжку и стукаю браслетом по ножке стола.
— Ага, все будет хорошо, детка. Не переживай.
Я пожимаю плечами.
— По крайней мере, на этот раз обойдемся без урагана, — говорю я.
Он смеется.
— Да, и деньги теперь есть.
Медсестра выкатывает старушку из четыреста восьмой. Она, сгорбившись, сидит в своем инвалидном кресле. Глаза ее распахнуты, зрачки расширены, слюна стекает по подбородку. Они узнали. Я защищала ее настолько долго, насколько могла. И вот, что они с ней сделали. Теперь она овощ, лишенный всякого достоинства.
— Ты рассказал своим... друзьям, что уезжаешь?
Его лицо мрачнеет.
— Нет, не общался с ними неделями. Я же говорил тебе, для меня существуешь теперь только ты, — он поглаживает мой живот под столом, и я закрываю глаза, наслаждаясь тем чувством умиротворения, которое он мне дарует.
— А ты расскажешь своим друзьям? — спрашивает он.
— Некому рассказывать.
— Может, своему адвокату?
Я думала о том, чтобы рассказать мисс Коре. Но, даже если она сможет вытащить меня из этого дома, как и обещала, Боба у меня все равно отнимут. Он может оказаться в окружении людей, которые еще хуже, чем мисс Штейн. Если же я расскажу ей, что собираюсь сбежать, то она лишь попытаешься меня остановить. Это единственный разумный вариант. Я подхожу к женщине из четыреста восьмой и вытираю слюни с ее подбородка. Она смотрит на меня, но не узнает. Забота о сумасшедших — это неблагодарный труд.
Келли и Новенькая во время ужина сидят вместе и не отводят от меня глаз. Они будто знают, что я что-то затеяла. Еще никогда в своей жизни не испытывала такого отчаянного желания сбежать. Даже в детской тюрьме. Они вдвоем напоминают враждующие банды, которые объединились только с одной целью: убить меня.
— Мэри! Ешь свои чертовы спагетти! — рявкает мисс Штейн.
Отпив воды из своей кружки, чувствую вкус кухонной губки, старой заплесневелой еды и средства для мытья посуды. Я не буду скучать по мисс Штейн или кому-либо еще в этом доме. Не буду скучать по еде, жестким кроватям, разорванным простыням или грязным ванным. Это место — мертвое тело, в котором копошатся мухи, тараканы и крысы.
— Мэри, чтобы на тарелке ничего не осталось!
Сейчас или никогда.
Я поднимаю свою тарелку и запускаю ее через всю комнату. Прямо в Тару. Для человека с медленными рефлексами, она быстро нагибается. Этого оказывается достаточно, чтобы мой снаряд пролетел мимо цели.
— Ты чокнутая с*ка!
Ее тело, состоящее из массивных костей, не в состоянии развить такую скорость, чтобы схватить меня. Сначала ей приходится встать со своего стула, а это требует времени. Мисс Риба подскакивает, чтобы спасти положение, пока остальные за столом скандируют:
— Давай, Тара! Давай!
Тара вырывается из захвата мисс Рибы и бросается ко мне. Я проношусь мимо Чины, которая в полном недоумении наблюдает за этой картиной, приподняв бровь, и направляюсь прямиком в кабинет мисс Штейн. Тара в нескольких шагах от меня.
— Останови ее, Риба. Она ее убьет! — орет мисс Штейн. Она не за меня переживает, она не хочет снова вляпаться в неприятности.
Тара пыхтит позади меня, ее жирная рука пытается схватить меня за рубашку, но я быстро ухожу влево, в ванну, в то время как она на полной скорости врезается в дверь кабинета мисс Штейн. От такого удара дверь вылетает из петель. Тара завывает и вваливается в кабинет как падающее дерево.