Предпоследняя передряга
Шрифт:
— Держите повязки, — сказал один из управляющих, и сироты решили, что это Эрнест, поскольку он даже не пожелал им доброго утра.
— Зачем? — спросила Вайолет.
— На заседаниях Верховного Суда всем завязывают глаза, кроме, конечно, судей, — ответил управляющий. — Разве вы не слышали выражения «слепое правосудие»?
— Слышали, — кивнул Клаус, — но я думал, это значит, что правосудие должно быть честным и беспристрастным.
— По решению Верховного Суда это выражение следует понимать буквально, — сказал управляющий, — поэтому всем, кроме судей, ещё до начала заседания нужно завязать глаза.
— Чушики, — сказала Солнышко. Она имела в виду «Кажется, буквальное значение лишено смысла», однако её брат и сестра сочли за лучшее не переводить её реплику.
— Ещё я принёс вам чаю, — сказал управляющий и поставил перед детьми поднос с чайником и тремя чашками. — Я решил, что это подкрепит вас перед заседанием.
Управляющий имел в виду, что несколько глотков чаю дадут детям силы, столь необходимые для тяжких испытаний, и дети решили, что это, наверное, Франк, раз он оказал им подобную любезность.
— Вы так добры, — сказала Вайолет.
— Извините, что без сахара, — сказал управляющий.
— Ничего-ничего, — сказал Клаус и, быстро перелистав записную книжку, нашёл запись разговора с Кит Сникет. — «Чай должен быть горьким, словно полынь, и острым, словно шпага», — прочитал он.
Управляющий коротко и непостижимо улыбнулся Клаусу.
— Пейте чай, — сказал он. — Через несколько минут я зайду забрать вас на заседание.
Франк, если, конечно, не Эрнест, закрыл дверь и оставил Бодлеров одних.
— Почему ты процитировал слова Кит про чай? — спросила Вайолет.
— Я подумал — вдруг он использует шифр, — ответил Клаус. — И решил дать ему правильный ответ — вдруг что-нибудь да будет.
— Непостижимый, — заметила Солнышко.
— Здесь все непостижимое, — вздохнула Вайолет, наливая чаю брату и сестре. — Дошло до того, что я не могу отличить благородного человека от негодяя.
— Кит говорила, что единственный способ отличить негодяя от волонтёра — это за всеми наблюдать, — сказал Клаус, — но нам это совсем не помогло.
— Сегодня нас будет судить Верховный Суд, — сказала Вайолет. — Может быть, судьи нам помогут.
— Или подведут, — сказала Солнышко.
Старшая Бодлер улыбнулась и стала помогать Солнышку обуться.
— Жаль, родители не видят, как ты подросла, — сказала она. — Мама всегда говорила: тот, кто начал ходить, готов повидать мир.
— Вряд ли при этом она имела в виду кладовку в отеле «Развязка», — сказал Клаус и подул на чай, чтобы он быстрее остыл.
— Что она имела в виду, неизвестно, — сказала Вайолет. — Это ещё одна загадка, которую нам не разгадать.
Солнышко отпила чаю, который был и в самом деле горьким, словно полынь, и острым, словно шпага, хотя у младшей Бодлер пока имелось мало опыта по части металлического оружия и серебристых ароматических растений семейства сложноцветных, которые добавляют в некоторые тонизирующие напитки.
— Мамочка и папочка, — сказала она, помедлив, — и отравленные дротики?
У старших Бодлеров не оказалось времени на ответ, поскольку в дверь снова постучали.
— Допивайте чай, — велел не то Франк, не то Эрнест, — и завязывайте себе глаза. Скоро начнётся заседание.
Бодлеры поспешно последовали указаниям то ли волонтёра, то ли негодяя и быстро допили чай, завязали шнурки и закрыли глаза кусками ткани. В следующий миг они услышали, как дверь 121-го номера открылась и к ним шагнул либо Франк, либо Эрнест.
— Вы где? — спросил он.
— Тут, — ответила Вайолет. — Разве вы не видите?
— Нет, конечно, — ответил управляющий. — У меня тоже глаза завязаны. Берите меня за руку, и я отведу вас на суд.
Старшая Бодлер пошарила перед собой и нащупала большую грубую ладонь. Клаус взял за свободную руку Вайолет, а Солнышко — Клауса, и таким манером детей вывели из 121-го номера. Выражение «слепой слепца ведёт», как и выражение «слепое правосудие», обычно не понимают буквально, поскольку оно в простых словах обрисовывает сложную ситуацию, когда те, кто облечён властью, знают не больше тех, кем они руководят. Однако, как выяснили Бодлеры, пока их вели через вестибюль, если человек с завязанными глазами ведёт людей с завязанными глазами, ситуация оказывается столь же сложной. Детям из-за повязок ничего не было видно, а в зале стоял оглушительный гвалт, так как все искали знакомых, натыкались друг на друга, налетали на мебель и стены. Кто-то ткнул Вайолет в глаз корявым пальцем. Ещё кто-то принял Клауса за некоего Джерри и страстно обнял, прежде чем понял свою ошибку. А кто-то третий наткнулся на голову Солнышка, решил, будто это расписная ваза, и попытался засунуть ей в рот зонтик. Бодлеры услышали, как, перекрывая гул толпы, часы пробили двенадцать настойчивых «Не так!» — и поняли, что проспали довольно долго. Уже настал полдень среды, а значит, до четверга, а с ним и до прибытия благородных друзей и союзников Бодлеров осталось совсем немного.
— Внимание! — Голос судьи Штраус послышался совсем близко и прозвенел над толпой, сопровождаемый стуком судейского молотка, при помощи которого судьи добиваются всеобщего внимания. — Внимание! Сейчас начнётся заседание! Прошу всех занять свои места!
— А как нам занять свои места, — спросил какой-то мужчина, — если мы их не видим?
— Пошарьте руками! — посоветовала судья Штраус. — Правее. Дальше. Дальше. Дальше. Даль…
— Ой!
— Не так далеко, — сказала судья. Вот! Садитесь! Остальные делайте, как он!
— А как же нам делать, как он, — спросил другой мужчина, — если мы его не видим?
— Можно подсмотреть? — спросил ещё кто-то.
— Ни в коем случае! — сурово ответила судья Штраус. — Наша система правосудия несовершенна, но другой у нас нет. Напоминаю, что три судьи Верховного Суда не завязывают себе глаза, и если вы станете подсматривать, то будете виновны в неуважении к суду! Кстати, слово «неуважение» означает принижение или отказ от признания достоинств…