Председатель (сборник)
Шрифт:
Около одной из машин — Рузаев. Он изменился к лучшему: поздоровел, подсушился, глаза живые, ясные. Он лежит на спине, глядя в синеву неба.
Подошел Зворыкин. Он обменивается рукопожатием со старым другом.
— Не скучаешь? — спросил Зворыкин.
— Нет… С мыслями не скучно.
— Это о чем же твои мысли?
— О многом. О нас с тобой, например. — Рузаев добро улыбается. — Все-таки дружба — сила!.. Как хорошо, что ты меня сюда взял. Все дерьмо с меня, как потоком, смыло… Знаешь, Алеха, я учиться пойду!
— Да
— Точно! Небось не всю память пропил, да и котелок малость варит, я еще тебя обгоню.
— Валяй! — Зворыкин толкает Рузаева в плечо, тот отвечает ему толчком, оба радостно хохочут, как в прошлые боевые годы.
Зворыкин достает карту.
— Нужна вода! — говорит Рузаеву. — Проводники покажут ближайший колодец.
В один из грузовиков загружают бочки и канистры, водитель тщательно закрывает борта, и Рузаев с шофером отправляются за водой.
Участники пробега находятся на пределе усталости. Они выливают из фляжек последние капли воды, ловя их потрескавшимися, пересохшими губами. Лица черны, кожа вокруг глаз высохла, истончилась. Но американский водитель Джой не хочет сдаваться. С осоловелым видом он бренчит на банджо что-то напоминающее популярную «Кукарачу».
Зворыкин услышал хорошо знакомую со времен учебы на фордовском заводе мелодию. Он подошел, стал прихлопывать в ладоши, подыгрывал Джою. Американец заиграл веселее, крепче. На «Кукарачу» сходятся шоферы: русские, американцы, французы. Каланча стал притопывать. Сухарик защелкал пальцами словно кастаньетами.
Грузовик Рузаева подкатил к колодцу. Рузаев выпрыгнул из кузова, хотел откинуть задний борт, и тут раздался выстрел.
Из-за бархана выглядывают узкие, дьявольские глаза, прячущиеся под мохнатой бараньей шапкой.
— Басмачи! — гаркнул водитель грузовика и рванул с места.
Рузаев перевалился в кузов, выхватил револьвер. Грузовик помчался прочь, а наперерез ему выскакивают на маленьких лошадках всадники и ведут огонь по кабине и кузову.
Звучно ухают, перекатываясь, пустые бочки. Рузаев стреляет из револьвера по басмачам. Один из них вылетел из седла, но запутался ногой в стремени, и лошадь потащила его по песку…
Шоферы поют и пляшут под бешеную мелодию «Кукарачи». Зворыкин топчет твердую лепешку такыра сапогами.
Одни пляшут умело, с вывертом, другие импровизируют что-то странное, диковатое. Но все словно состязаются в мрачной лихости, в какой-то гордой отчаянности…
Мчится грузовик Рузаева. Все большее число всадников участвуют в погоне. Рузаев отстреливается до последнего патрона. Он сумел свалить еще одного преследователя, но кончились пули в барабане.
И тут один из басмачей, заскочив сбоку, прострелил бензобак. Вспыхнувшее пламя охватило машину…
…Пляшут
Пляшут люди… И вдруг с высоченного обрыва сорвался пылающий грузовик, ударился оземь.
Оборвалась «Кукарача».
— Рузаев!.. Степа!.. — вскричал Зворыкин и кинулся к машине.
Раздался взрыв, и грузовик исчез в столбе огня и дыма. А на краю обрыва заплясали басмаческие кони.
Кныш бросился к своему грузовику, достал из ящика легкий пулемет, ленты и, отобрав несколько человек, подбежал к кабине. Оглядевшись, он не нашел водителя.
Он распахнул дверцу машины и тут увидел сладко похрапывающего во сне шофера Вараксина.
Кныш тряхнул его за плечо, приказал:
— Дыхни!..
Парень дыхнул.
— Все ясно — пьян как свинья!
— Гражданин начальник, да я только пивка с американцами за дружбу пригубил!..
— До окончания пробега будешь считаться под арестом, — решил Кныш…
Место Вараксина занял другой водитель, и машина Кныша рванулась в сторону боя.
К Зворыкину подбежал долговязый американец.
— Что случилось? — спросил он.
Зворыкин отмахнулся. Снова в отдалении гремят выстрелы. Джой выразительно щелкает языком. Он подходит к своей машине, достает винчестер и залезает в машину.
Зворыкин пытается извлечь его наружу, но Джой решительно отстраняет командира пробега и мчится в сторону перестрелки, а следом за ним устремляется и Зворыкин.
Укрывшись за барханами, за краем такыра, басмачи ведут огонь по машинам.
Подкатил грузовик Кныша, развернулся, и заработал пулемет.
У басмачей появились раненые, их оттаскивают за барханы.
Пули пробили баллоны, и грузовик Кныша остановился.
Группа басмачей пытается зайти в тыл Кнышу.
Темнота и барханы облегчают их задачу. Но когда они уже достигли такыра, к месту боя подоспели Зворыкин с Джоем и стали на ходу обстреливать басмачей.
Басмачей преследуют до колодца, и здесь они скрываются, перекинув своих убитых и раненых через седла.
Первым достиг колодца Джой. За ним появились машины Зворыкина и Кныша. Джой пьет воду из брезентового ведерка, вода льется ему на лицо, на шею, за пазуху.
— Непростительное мальчишество! — накинулся Кныш на Зворыкина.
— Вот не знал, что ты меня так нежно любишь! — усмехнулся Зворыкин.
— Я отвечаю за тебя перед товарищем Сталиным, — сказал Кныш…
Могильный холм, обгорелый радиатор и дощечка «Степан Рузаев, матрос революции».
Зворыкин упал на колени.
— Вот ты и обогнал меня, Степа…
Все подняли вверх оружие, грянул прощальный залп…
Зворыкин пьет чай в юрте.
Входит Кныш.