Председатель
Шрифт:
– Му-у!..
– подхватывает Лиза, упираясь в землю руками и будто целя в Трубникова воображаемыми рогами, а в глазах у нее слезы.
Сурово сдвинув брови, следит из тарантаса бывший слепец за этой сценой.
– Будет вам!
– прикрикнула на товарок женщина постарше и шлепнула Лизку по заду.
– Разошлись, бесстыдницы!
Трубников смотрит на женщин, затем молча поворачивается и идет к тарантасу.
На столе стоит
Каша манная,
Хороша любовь,
Да обманная!..
Тарантас
– Скоро ты нас в милицию поведешь?
– сердито спрашивает старик.
– Не спеши на тот свет, там кабаков нет, - отзывается Трубников.
Изба Надежды Петровны. На столе самовар. "Слепец" Игнат Захарыч отодвигает чашку, переворачивает ее кверху донцем и кладет обсосочек сахара Трубников, расхаживая по горнице, убеждает старика
– Нам старые хлеборобы позарез нужны, чтоб не пахать, не сеять, не убирать без их веского совета...У нас ведь агрономов нету и не предвидится.
– Ну а как будет агроном?
– насмешливо спросил старик.
– Все равно стану я одним ухом к науке, другим - к простому крестьянскому опыту. Оставайтесь у нас, дом дадим, кормовые, обзаведение всякое, к осени корову купим.Тебя, дед в правление введем, а Пелагея Родионовна будет греться на печи и погоду предсказывать. Чем не жизнь?
Надежда Петровна наливает старушке очередную чашку, подвигает к ней вазочку с медом.Старик долго молчит. Он достает кисет, скручивает цигарку, закуривает, пускает облако дыма и лишь затем говорит:
– Стары мы больно с коровами в ярме ходить. А при своем деле мы всегда сыты и чистым воздухом дышим. На кой ляд нам осенью корова? А до осени мы у твоего колхозного козла сосать будем?
– У тебя что, уши заложило?.. Сказал, все будет: и харчи, и дом, и барахло. Что еще нужно?
– А мы не просим.
– Старик задавил окурок о лавку, швырнул на чистый пол.
– Мы тебя об одном просим: отпусти ты нас за-ради бога! Лучше с сумой ходить да от начальства подале."
– Старый паразит!
– не с гневом, а с каким-то иным, большим, сильным чувством говорит Трубников.
– Твои сыны за Советскую власть головы сложили, а ты по родной земле, по ее чистому телу вошью ползаешь? Барахло скопил, а старуху свою в слепоте гноишь?
И тут раздается какой-то странный, тонкий, дрожащий звук. Пелагая Родионовна плачет, склонив к столу смугло-заветренное морщинистое личико, мелкие как бисер слезы катятся из-под темных очков. Надежда Петровна ласково обнимает ее за плечи.
Что-то скривилось в лице старика, но он сдержался, снова полез за кисетом.
– Ну, как знаешь...-Будто потеряв интерес к разговору, Трубников поднялся из-за стола и протянул старику котомку.
– Постой!
– говорит старик, откладывая свои пожитки.
– Ответь мне: как ты нас разгадал?
–
– А потом уж слишком метко ты индюку по клюву съездил. Суду все ясно!..
– Серьезный ты человек, Егор Иваныч, - с суровой приязнью говорит старик.
– Ты у меня в доверии. Иначе нас никакой силой не удержишь. Мы, знаешь, свечным салом смажемся и в замочную скважину уйдем. А теперь все, кончились наши скитания, старая, - впервые обращается он к жене.
– Как скажешь, Игнат Захарыч, - робко улыбнулась старушка.
– А я согласная.
Трубников подозвал к себе Надежду Петровну.
– Ступай с Прасковьей контору прибрать. Мы их туда поместим.
– А контора?
– Обойдемся покамест, канцелярия у нас, слава богу, еще не наросла.
Надежда Петровна выходит из дома. Тотчас из-под крыльца вынырнул пес, завертел от радости хвостом.
Багровый закат охватил небо. И на этом багрянце далеко за деревней с удивительной четкостью вырисовывается на взлобке холма силуэт коровьей упряжки и двух женщин. И уж силой, торжеством человеческой воли веет от этой картины.
Полустанок.На теневой стороне стоит коньковский "выезд". Копчик жует сено, Алешка дремлет на козлах. Рядом с полустанком идет строительство водонапорной башни. Оттуда отъезжает полуторка с гремящими бортами. Наперерез грузовику выходит Трубников с поднятой рукой.
Грузовик тормозит, из кабины выглядывает остроглазый шофер.
– Подбросишь в Коньково?
– А тебе зачем?
– подозрительно говорит шофер.
– Ты же при своей карете.
– Да не меня - наши коньковские мужики с двенадцатичасовым приедут... Цельная артель!
– На мадерку будет?
– Не обижу...
– Порядок, - усмехнулся шофер.
– Живи, пока живется, о счастье думай иногда, выпивай, когда придется, а веселись всегда!
– продекламировал он и, развернувшись, поставил грузовик рядом с коньковским тарантасом.
Слышится гудок паровоза
Рабочий поезд медленно приближается к пустынной платформе. С площадки одного из вагонов неловко спускается задом наперед какая-то бокастая тетка с бидонами.
Тревога и недоумение на лице Трубникова.
Еще один пассажир сходит с поезда, напутствуемый шутками и дурашливыми криками вагонных дружков. Это парень лет двадцати двух, в пиджаке, брюках, заправленных в яловые сапоги, военной фуражке, в распахнутом вороте виднеется треугольничек морской тельняшки. За плечами у парня завернутая в рогожу пила, в руке ящик с инструментами. Поравнявшись с Трубниковым, парень уловил странно-пристальный взгляд незнакомого пожилого человека.
– Чего уставился, папаша?
– говорит он развязно.
– Или на мне узор наведен?